Джеймс Хайнс - Девяносто девять

Снова начал накрапывать дождь, и Грегори пришлось встать. Однако он был слишком взволнован, чтобы возвращаться в могильник и там укрываться от дождя. В пабе наверняка предоставлялись гостиничные услуги, и он мог бы договориться с барменом на свое проживание там в течение достаточно долгого времени, но это было бы слишком назойливо с его стороны. Игра в дартс каждый вечер быстро надоест. Нужно какое-то местечко потише, место, не до такой степени окруженное вниманием сельских жителей, более уединенное. Естественно, ему сразу же пришла в голову женщина из сувенирной лавки. Сувенирная лавка – вряд ли доходное дело. И, конечно, ее хозяйка будет рада взять жильца и получать с него дополнительные деньги.

Она выходила из дома у подножия холма… А что, если она живет не одна, а с этой бесформенной поселянкой в красной куртке? Такое, несомненно, может стать причиной серьезных неудобств – Грегори не чувствовал большой симпатии к женщине с фермы, – однако в данный момент ему удалось выбросить ее из головы и продолжить фантазии о жизни и работе в деревне. В его нынешней игре воображения было что-то от Д.Г. Лоуренса – смесь сельской пасторали с эротикой. Грегори помогает женщине из сувенирной лавки достать какую-нибудь банку с верхней полки в узкой кладовой, Грегори помогает поднимать тяжелые вещи и тем самым накачивает мышцы, Грегори копает грядки в саду, и грязь набивается ему под ногти, Грегори, обнажив мощную грудь, моется у колонки за домом, а хозяйка – Урсула или Гвиннет – стоит на пороге во фланелевой ночной рубашке, наблюдает за ним, горя от страсти…

Дождь начал громко барабанить по земле и по гравию; Грегори выругался, сунул путеводитель и ручку в карман. Сильный ветер, казалось, горстями бросал капли дождя в лицо Грегори, и ему пришлось спешно ретироваться в могильник, застегнув молнию на куртке и бросив взгляд на часы. Прошло намного больше времени, чем он предполагал. Автобус должен прийти через двадцать минут, он только-только успеет спуститься с холма и вернуться в деревню. Сквозь входное отверстие Грегори глянул на затянутое дождевыми тучами небо. Тьма серого, дождливого дня плавно переходила в темноту сумерек.

– Черт! – произнес он, поднял воротник, сунул руки в рукава куртки и ринулся под дождь.

И остановился как вкопанный на самом верху холма. В сгущавшихся сумерках Грегори увидел, как автобус, тяжело скрипя колесами, отъезжает от деревни в сторону развилки с шоссе.

– Эй! – крикнул Грегори и, забыв обо всем, бросился вниз по тропинке.

Грязь разлеталась от его ботинок во все стороны, волосы окончательно намокли и прилипли к голове. Грегори размахивал руками и кричал, хотя уже понял, что все его крики бесполезны: автобус завернул за угол и выехал на дорогу на Мальборо, с каждой секундой увеличивая скорость, пока наконец красноватые огоньки хвостовых фонарей не исчезли за одним из последних выступов местной возвышенности. Грегори резко остановился посередине холма и едва не упал в навозную кучу. Облачко пара от дыхания висело перед ним в холодном вечернем воздухе, он был по колено забрызган грязью.

Грегори оглянулся на холм и на курган – на длинную темную тень, зловеще вырисовывавшуюся посреди сгущающейся темноты, и ему вдруг ни с того ни с сего вспомнился анекдот Mартина: девяносто девять, девяносто девять, девяносто девять. Грегори обернулся в сторону дороги, взглянув на нее сквозь серую пелену дождя, прислушиваясь к отдаленному, едва различимому звуку удаляющегося автобуса, и выругался долгим, смачным и совсем не банальным ругательством.

Сумерки быстро сгущались. Необходимо поторопиться, скоро дорога на деревню станет не видна. Он уже с трудом мог различить насыпь и мегалиты. Из всей деревни Грегори видел только пару янтарных огоньков уличного освещения, пробивавшихся сквозь довольно плотные сумерки, и несколько крошечных квадратиков освещенных окон. Дождь вновь немного утих и вскоре перешел в обычную морось, но теперь у Грегори от напряжения и волнения разболелось горло, под курткой его прошиб пот, а холодный, пронизывающий вечерний ветер все дул и дул. Грегори вновь стал спускаться по склону, от отчаяния злобно топая по жидкой грязи и по лужам.

Оказавшись внизу, он заглянул за изгородь во двор красно-кирпичного дома. Козел едва серел в своем загоне посреди вечерней темноты, но красный цвет куртки хозяйки был все еще отчетливо виден. Она работала в саду, согнувшись с лопатой над какой-то грядкой. Грегори даже слышал ее тяжелое усталое дыхание; ни мгновения не раздумывая, он подошел к изгороди.