Джеймс Хайнс - Девяносто девять

Тем не менее старый могильник вернул ему хорошее настроение и вновь преисполнил энтузиазмом. Грегори остановился на засыпанных гравием подступах, вглядываясь сквозь стоячие камни в открывавшиеся за ними темные обители древности. И снова ощутил тот жгучий подростковый восторг от встречи с таинственным, который впервые почувствовал внизу, в деревне. Однако прежде чем войти внутрь, он решил все-таки увидеть круги на полях, поэтому взобрался на заднюю часть могильника, немного пригнувшись от сильного ветра. Женщина из сувенирной лавки оказалась права: вид был замечательный. Отсюда открывалось потрясающее по величию и красоте зрелище: треугольное пространство долины, замкнутое между несколькими холмами. Грегори одним взглядом мог охватить деревню и дамбу вокруг нее, голые деревья среди сельских домов, подобные туманным видениям, и мегалиты, похожие на серую челюсть из мелких и не очень здоровых зубов. Холодный пронизывающий ветер обжигал лицо, поэтому Грегори повернулся в сторону долины, к пустым и лишенным всякой растительности полям. И тут примерно на расстоянии полумили прямо у подножия холма увидел смутную тень круга на поле. Урожай с поля убрали, но оно оставалось невспаханным, а круг был очерчен грязью и желтоватыми остатками соломы в том месте, где, казалось, сотни и сотни ног втаптывали его в землю.

На первый взгляд круг производил впечатление астрологического символа мужского начала, однако, присмотревшись, Грегори заметил, что выходившие из круга линии завершались не острием, а серией других кругов меньшего диаметра. При виде круга дрожь пробежала по его телу, но вовсе не из-за ощущения сверхъестественного. Он знал, что даже в августе эта чертова страна бывает страшно сырой и неприютной, особенно по ночам, и содрогнулся при мысли о том, как несладко пришлось тем двум придуркам, пусть подогретым алкоголем, когда они как минимум два часа подряд топтались в абсолютной темноте в поле среди высоких и зловещих холмов. Он почти зауважал их за подобную отвагу. Ведь они в буквальном смысле вписывали свой собственный текст в пейзаж, создавая альтернативную парадигму логоцентристской «истории» или «предыстории» и неолитической реальности, воспроизводя духовное в зримых образах на пшеничном поле, творя палимпсест археологического текста.

То, что сами мошенники воспринимали свои действия совсем в ином ключе, ничуть не волновало Грегори. До того момента, когда его шри-ланкийская возлюбленная встала на конференции по Куку и выбила основание, на котором держался его профессиональный имидж, Грегори всегда полагал, что в основе постмодернизма лежит некое исходное озорство.

Он спустился с верха кургана, все еще продолжая размышлять о невербальных надписях. На обнаженном человеке с ежегодного сельского празднества было множество всяких рисунков и символов, которые отличались той же мерой аутентичности, что и круги на пшеничном поле. Грегори, скрипя гравием, прошел по площадке, окружавшей могильник, и, пригнувшись, пролез между мегалитами внутрь кургана не в последнюю очередь для того, чтобы укрыться от ветра.

Внутреннее помещение, когда-то служившее погребальной камерой, представляло собой сооружение из массивных камней, лежавших один на другом. Внутри было сыро, холодно и темно, и над всей этой древностью витал легкий аромат общественного туалета. Посреди помещения шел центральный проход из белого песчаника, а арки из консольных плит вели в округлые камеры по обе стороны от центрального прохода. Потолок был настолько низкий, что Грегори даже не смог выпрямиться в полный рост. Он снова пригнулся и коснулся ладонью холодного камня у себя над головой.

Потом прошел в одну из боковых камер, однако в сером тамошнем свете не увидел ничего, кроме все тех же взгроможденных друг на друга камней. При входе во внутреннее помещение висела какая-то табличка, которую Грегори, естественно, не удосужился прочесть, а внутри было уже слишком темно для поиска разъяснений в путеводителе. Плиты были подогнаны очень плотно – поразительно для культуры, не пользовавшейся металлическими инструментами. Конечно, до совершенства и точности мастеров Мачу-Пикчу им было далеко; Мартин заснял там Грегори за безуспешными попытками просунуть нож между двумя блоками.

Грегори прошел по проходу к большому помещению, расположенному в конце коридора, где плиты еще плотнее прилегали друг к другу, а потолок казался немного выше. Помещение было пустым, и Грегори остановился, сунув руки в карманы и макушкой касаясь потолка. Здесь, однако, шла какая-то работа: кто-то поставил в песок четырехугольную плиту трех футов в поперечнике, прислонив ее к стене чуть пониже отверстия примерно такого же размера и формы. Скорее всего это было дело рук тех самых троих работяг, которых он встретил на тракторном прицепе. В песке рядом с плитой лежала пара мастерков и стояло ведерко с известью, еще влажной. Грегори заглянул в квадратное отверстие и не увидел ничего, кроме темноты. Сунул туда руку и почувствовал шероховатую, засыпанную песком поверхность какой-то ниши.