Капитана Василия Кузьмича, присутствовавшего на полигоне, разбросало по лесу небольшими кусочками, точно такими же, как и его двух прапоров, которые пытались прикрыть командира.
Андрюшкину голову снимал с елки Жбан. Никто даже думать не мог, что мужик окажется таким ловким, как белка поскакал по веткам, сунул трофей в мешок и столь же ловко спустился на землю.
— А какая сука, — сквозь зубы поинтересовался Мозгин, — какая сука, не предупредила, что заряды боевые?!!
Женечка все хотела отобрать у Жбана мешок с Андрюшкиной головой, а тот не давался.
Через три дня погибших сложили в общую могилу. На похороны прибыл некто генерал Грозный, сказавший патетическую речь о бойцах невидимого фронта. Про него шептались, что должность и звание генерал купил, что это он распорядился о боевых зарядах в минах, мол, только так можно научиться воевать!
Еще генерал сообщил, что все четверо представлены к орденам Мужества посмертно. Бабка Нина получила награду в местном военкомате и плакала потом маленькими слезинками, которые слизывал кавказец Абрек.
Над могилой стрельнули троекратно, а крысиное дело передали новобранцу, который совсем не был рыжим.
Женечка через неделю уволилась из армии, а через девять месяцев родила рыжую девочку.
Тогда живым с полигона уполз лишь Билл. Он был ранен в бок, до внутренностей, к тому же контужен. Полз по лесу, полз, пока сознание не потерял. Прошел дождичек, и он, очнувшись, продолжил свой путь. Куда направлялась семидесятисантиметровая крыса, даже ей самой не было известно. Изредка животное останавливалось погрызть какой-нибудь камень покрепче, чтобы зубы сточить…
Как-то Биллу удалось поймать сороку, и он сожрал ее вместе с перьями. Два дня пасся на картофельном поле, после чего вышел на шоссе и вдоль бровки добрался до города Москвы. На ее окраине крыс отыскал решетку, пространство за ней манило теплом и запахом сородичей.
Биллу понадобилось не более часа, чтобы перегрызть металлический прут. Он с трудом задрал голову, посмотрел на ночное небо и, сделав несколько шажков, соскользнул в метротоннель.
— Кто? — с раздражением спросила Сашенька, уверенная, что это Зураб приполз умолять о любви. — Кто там?…
— Это я, — услышала она шепот. — Это я, рядовой Душко…
— Душко?..
Уж кого-кого, а милиционера она не ждала. Совершенно не хотелось впускать, но парень, честно говоря, спас ее, и надо было быть совершенной свиньей, чтобы отшить его сразу. Сашенька позвенела дверной цепочкой, щелкнула замком и открыла дверь.
Он смотрел на нее как-то снизу вверх, она бы даже сказала, подобострастно. Ее это покоробило, но Сашенька заставила себя улыбнуться и сказать, что рада видеть своего спасителя. Здесь она вспомнила угрозы Зураба, содрогнулась и поторопила:
— Заходите же скорее!
Душко повесил шинель на крючок и через два шага уже был в комнате, где пахло необыкновенно женским. Такие запахи он ловил иногда от выходящих из дорогих машин девиц, которые никогда не смотрят на таких, как он.
— Сколько у вас книг! — проговорил он.
— Это папины. Чаю хотите?
— А можно?
— Конечно можно, — раздражалась Сашенька на милиционера-квашню. — Пойдемте на кухню! Кстати, что у вас с ногой?
— Ранение.
— Тогда садитесь на табурет. Что стоять на больной ноге!
Он сел, искоса наблюдал, как девушка готовит чай, смешивая несколько сортов. Свистнул чайник, и Душко вдруг вспомнил, что такой же точно был у его мамы.
— Я убью этого вашего грузина! — брякнул вдруг.
Она чуть было не выронила банку с вареньем, так неожиданно это прозвучало.
— А вы знаете, — предупредила она, — Зураб тоже поклялся убить вас, за всякие там вагоны, какие вы ему в одно место послали! А грузины зря не клянутся!
— Не боюсь!
Сашенька посмотрела на рядового и, действительно, не обнаружила в его облике ни единой приметы страха.
— Он полковник!
— Да хоть генерал!
Она хмыкнула, накладывая в розетку персиковое варенье.
— Вы что же, совсем никого не боитесь?
— Почему же, — признался Душко. — Вот вас боюсь…
— Меня? — удивилась Сашенька. — Меня-то чего бояться? Я — метр с кепкой!
— Вы — красавица. А я всегда боялся красивых женщин!
Он сказал это так просто и невинно, что девушке пришлось против воли покраснеть.
— Ешьте варенье!
— Я ем, — он встрепенулся. — Но я пришел к вам не в любви признаваться…
Слава Богу, подумала Сашенька. Второй раз не выдержу!
Читать дальше