Антон Уткин - Тридевять земель

Бранко угощал собственными плодами киви и катал по заливу на своей моторной лодке. Он был бескорыстен, как почти все пожилые одинокие люди, и непринуждённое общение считал достаточной платой за расточаемые щедроты.

14-го числа проведать семью прилетел на несколько дней Ваня. Как хозяин, старожил и специалист в области архитектуры, он тотчас взял Михаила под своё интеллектуальное покровительство. Они сидели на балконе, над ним был натянут белый солнцезащитный тент, и тени пальмовых листьев рассыпались по нему острой бахромой. Двор утопал в цветущих гортензиях. Ваня пригубил «Вранца» и принялся рассказывать про Котор, про Столив, про Прчань и Муо, и рассказывал действительно интересно. Потом перешёл на Италию и упомянул номерные кирпичи, которые итальянские реставраторы изготавливают специально для своих нужд по аутентичным технологиям. И выходило по Ваниным словам, что в Италии, да и здесь, в крохотной Черногории, любят свою старину и умеют поддержать её, а в России не ценят ни курятника, ни дворца.

Михаил, наконец, не выдержал.

– Кирпичами восхищаешься – это хорошо. А Приваловские доходные дома не ваша ли контора сносила?

– Мы лично ничего не сносили.

– Ну да, лично вы не сносили, – согласился Михаил, – просто согласились с этим и стали спокойно строить.

– Я таких решений не принимаю, – недовольно буркнул Ваня. – И почему спокойно?

– Ну и хорошо, – согласился Михаил. – А ты бы уволился. В знак протеста.

При этих словах Ирина Александровна посмотрела на сына едва ли не с ненавистью.

– А дом Быкова у вас под носом на Брестской стоит, развалился уже почти, – не унимался Михаил.

Ваня обладал лёгким, покладистым характером. Он не стал защищать своё начальство, но и от предложения Михаила отказался.

– Кто ж этих-то кормить будет, – притянул он к себе маленького Мишу, – если все уволятся?

– Так вот мне кажется, – подхватил Михаил, – когда все уволятся, тогда мерзкие дела будет творить гораздо труднее. Тем, кто их творит.

– Ну, ладно, Бог с ними, с этими доходными домами, не Растрелли, в конце-то концов, строил. Пойми ты, что не может город совсем не развиваться. Надо же и расти, развиваться как-то. Поедем-ка завтра в Котор, я тебе там такое покажу! И в Венецию ехать не надо.

Но и Михаил уже сожалел о своём выпаде.

– Ты мне лучше скажи, что это за церковь в Прчани Антония Падуанского, – миролюбиво попросил он. – Указатель вижу, а найти не могу. На горе она, что ли?

Ваня глянул на него снисходительно.

– Да здесь эти церкви на каждом шагу, – сказала Таня. Она не слишком увлекалась стариной, предпочитая ей фрукты, море и солнце и, в общем, согласна была с мужем в том, что за старое цепляться нечего.

– Да она прямо у дороги стоит, – пояснил Ваня. – Крохотная совсем, вот ты, наверное, и принимаешь её за сарай.

– А у нас за домом тоже церковь есть, – вмешался в разговор маленький Миша. – Хочешь, покажу?

– Покажи, мой хороший, – проворковала Ирина Александровна и погладила внука по русой головке, а на сына опять бросила неодобрительный взгляд и сокрушённо покачала головой.

В эту минуту из соседнего дома, стоявшего почти вплотную, выпорхнула девушка.

– Чао, bella! – развязно приветствовал её Ваня на местный манер.

Девушка, не останавливаясь, повернула голову, улыбнулась, приветственно взмахнула рукой и скрылась за углом ограды.

– Кто это? – спросил Михаил, немного поражённый этим летучим видением.

– Да это Жанка, – проводил её Ваня, как заметил Михаил, несколько тоскливым взглядом. – Подруга наших соседей.

– А соседи где? – продолжал свой наивный допрос Михаил.

– Соседи будут не скоро, – многозначительно сказал Ваня и, сосредоточив взгляд на розовом следе от бокала на белом пластиковом столе, о чём-то задумался.

Ближе к вечеру, наговорившись вдоволь с Ваней, Михаил вышел пройтись, чтобы, так сказать, новыми глазами, промытыми Ваниной просвещённостью, взглянуть на южную часть залива. Справа на самой воде красовалось жилище каких-то итальянцев, затем англичан, чей красный автомобиль с проколотой передней шиной так и стоял здесь, словно симулянт, отказывающийся возвращаться на родину, потом шла полоса пустынного обрывистого берега, выходы к которому заграждала стена вечнозеленых кустарников, а потом снова вырастали дома, стопки апартаментов.

Он не спеша шагал по узкой дороге, беззаботно доверяя себя всем её поворотам, разглядывал каменные гербы на прочных домах, сложенных из искусно обтёсанного камня, и думал, что именно в таком месте могла бы жить гриновская Ассоль.