Антон Уткин - Тридевять земель

На соседней улице, через небольшой парк, куда выходило окно его бывшей детской комнаты, работал "Спорт-бар". В сущности, "Спорт-бар" представлял собой обыкновенную пивную с телевизионными панелями, и, несмотря на название, сложно было сказать, чему здесь отдается предпочтение: спорту или всё-таки пиву. Стены были украшены фотографиями полногрудых немецких девушек и плакатами с марками пива. Завсегдатаями этого заведения были мужчины средних лет, главным образом, жители окрестных домов. Конечно, среди них имелись страстные любители футбола, но большинство из пьющих поглядывали на экран мельком, занятые своими собственными разговорами, крутившимися, главным образом, вокруг автомобилей, дачных дел да семейных проблем, вокруг жён, перед которыми трепетали, и детей, с которыми не могли справиться. Молодёжь сюда почему-то не заходила. "Спорт-бар" открывался в одиннадцать, и в дневные часы посетители здесь почти не появлялись: лишь изредка забегали мужчины и просили налить в коричневые пластиковые бутылки того или иного сорта, чтобы унести с собой в бани, находившиеся через дорогу. Вячеслав полюбил это тихое местечко. Он садился у единственного окна, пшеничное пиво приятно туманило голову, и он бездумно наблюдал, как снуют на перекрёстке машины. Он думал о том, что эти люди полны забот, что они куда-то спешат, куда-то несёт их безостановочное течение жизни, а сам он уподоблял себя щепке, вынесенной потоком на берег или зацепившейся за корягу. Хмель примирял с этой мыслью, и как-то раз он даже испытал удовольствие от сознания того, что ему не надо никуда бежать, не к чему стремиться и нечего добиваться. Телефон его молчал, он тоже молча потягивал пиво, или болтал о всяких пустяках с пожилой белоруской, заведовавшей здесь хозяйством напитков и солёных закусок.

Обычно, посетив это нехитро устроенное заведение, он отправлялся к своему однокласснику Александру Карловичу Штенгеру.

Александр Карлович почти всё своё время проводил в приземистом здании автомобильного гаража в Строительном проезде. Гараж располагался в промышленной зоне между двумя гаражными кооперативами, которые охраняли сонные таджики. По ту сторону асфальта в непроходимых зарослях ракит влекла свои мутные воды Сходня. Не только политические катаклизмы, но даже вполне обычная суета мира не проникали в этот тихий уголок: движение автомобильного транспорта по проезду было умеренным, а пешеходы здесь почти не появлялись.

Аргоновая сварка приносила известный доход и в зной, и в стужу, в дождь и вёдро, ибо услуга эта, как воздух, требовалась людям независимо от их политический пристрастий и от разного рода ориентаций, и Александр Карлович, поглядывая со снисходительной усмешкой на клиента, бурлившего праведным гневом или по поводу заокеанского супостата, или, напротив, по поводу супостата местного, упивался своим надмирным положением всеблагого и премудрого гения. Он напоминал божественного кузнеца Гефеста, остающегося невозмутимым средь олимпийских страстей, и оказывающего небожителям посильную помощь. Впрочем, среди его клиентов преобладали люди без мудрёных политических программ, которые просто выступали за всё хорошее против всего плохого, и, если б Александру Карловичу стал известен этот лозунг, он с радостью обратил бы его в свой жизненный девиз. Фреди Кинг расплетал под низким потолком свои незатейливые блюзы, в камине вперемешку с дровами валялись пустые коробки из-под сигарет; карбюраторы, детали разобранных двигателей, никелированные выхлопные трубы мотоциклов лежали в самых неожиданных местах, а кирпичную неоштукатуренную стену украшала фотография, увеличенная до размеров плаката, на которой Александр Карлович по-хозяйски обнимал весёлую блондинку сногсшибательной красоты, затянутую в мотоциклетный костюм. И если нефотографический Александр Карлович всегда был налицо, то блондинку эту из посетителей мастерской никто никогда не видел, и считалось, что то был фрагмент прежней байкерской жизни Александра Карловича, а возможно, что и просто смелая фантазия хозяина аргоновой сварки. Неторопливая жизнь мастерской текла неизменно, как основы бытия, и обращала мысль к предметам отвлечённым. Даже не разговор с ним, а простое созерцание Александра Карловича, царившего над своими металлами, хотя бы на время примиряло Вячеслава с жизнью.

Александр Карлович был этническим немцем, и сам не знал, как относиться к этому обстоятельству: гордиться ли им, или печалиться. Каждый год он собирался в Германию на постоянное место жительства, куда много лет назад при первой же возможности уже перебралась его сестра Эльза, но каждый год в последний момент откладывал это решение, и снова водворялся в своих гаражах.