Антон Уткин - Тридевять земель

– Епархиальная власть, присвоив себе право Сената толковать законы, делает совершенно незаконные распоряжения, крайне стесняющие земскую деятельность по народному образованию, – начал Сергей Леонидович, ещё не вполне отдавая себе отчет, насколько искренне принято выражать свои мнения в подобных обстоятельствах. – Недопущение земских школ там, где есть церковно-приходские, прямо противоречит направлению дела, указанному высшими правительственными распоряжениями.

Сергей Леонидович впервые выступал перед столь многочисленным собранием, поэтому голос его срывался, и он то и дело откашливался и промакал горло водою из стоящего на кафедре стакана.

– Убеждён, господа, что никакая школа не в состоянии дать своим ученикам религиозно-нравственное воспитание, а достигается это единственно семьей и средой, то есть всей окружающей обстановкой.

Речь его, краткая, но содержательная, встречена была собранием очень сочувственно. Председатель управы даже пожал ему руку, сказав, что сапожковское земство в лице Сергея Леонидовича приобрело истинно просвещенного деятеля.

Здесь же, в перерыве между заседаниями, состоялось его знакомство с доктором, который констатировал смерть его матери. Доктор служил во врачебном пункте большого села Напольное.

– Она умерла во сне. Ночью остановилось сердце. Лёгкая смерть, – как умел, успокоил он Сергея Леонидовича. – Всем бы такую. Уснул, а проснулся уже по ту сторону добра и зла… А вы, значит, теперь на хозяйстве?

Сергей Леонидович неопределенно пожал плечами.

– Ну-с, – заметил доктор, – я с матушкой вашей хлеб-соль водил, надеюсь, и мы будем знакомцы.

В вечернем заседании местные дела были разрешены как следует, но предложения о ходатайствах пред высшим правительством о том, чтобы лица, за которыми имеются недоимки по земским сборам, не могли быть гласными, и о том, чтобы выборы гласных от крестьян производились по волостям и непременно из среды крестьян, потерпели полное крушение.

На горбатой улице горели три керосиновых фонаря. Игнат, поглаживая застоявшихся коней, встретил окончание собрания с неподдельной радостью.

– И чего там сидеть, штаны только просиживать, – бубнил он, забираясь на облучок. – Всё барские дела, затеи-то эти. А что надобно на первый раз? Чтоб справно все было, чтоб все сыты, накормлены, – и он с гордостью осмотрел свою тройку, которую сам подбирал еще с Порфирием Клавдиевичем на Новотомниковском заводе.

– И-и, залетныя-я, кологривыя-а! – неожиданно для Сергея Леонидовича гаркнул он на всю погрузившуюся в серую дрему Соборную площадь. Тройка подхватила так, что Сергей Леонидович от неожиданного рывка ударился спиною о спинку сиденья. Но он был полон впечатлений от своего первого собрания, в сознании его мелькали лица выступавших, вертелись обрывки их фраз, и он даже забыл удивиться, как такое могло случиться с обычно мирным, степенным Игнатом.

Впечатления этого длинного дня никак не позволяли Сергею Леонидовичу собраться с мыслями. Но в конце концов это удалось.

ПРАВО КАК ТЯЖБА

«Там, где право не сделалось ещё отдельной наукой, где нет профессиональных судей, истцов, ответчиков, иными словами, где отсутствует судебная система, судьба как правовая категория, можно сказать, владычествует в правовых отношениях, которые поэтому нельзя в полной мере назвать правовыми, а скорее религиозно-юридическими.

Но там, где получило распространение христианство, основанное на немного иных догматах, можно было ожидать совершенно иного развития идеи прирождённости. Веселовский совершенно справедливо заключал, что с появлением христианства загробная жизнь человека определяется содержанием его земного подвига: праведные получат вознаграждение, грешники будут наказаны. Посмотрим, так ли это?

В той части своего исследования «Первобытное право», которое посвящено происхождению брака, М.М.Ковалевский приводит протесты церкви, направленные на то, чтобы освободить акт заключение брака от всего того, что представлялось ей непримиримым со взглядом на брак, как на таинство.

Но не были ли в людском сознании все эти «части», «уделы», «сречи», «небесные суды», «получаи», в самом-то деле, точно таким же таинством? Ведь «сужена-ряжена не объедешь в кузове», «не обойдёшь и на коне не объедешь». Кормчие книги ещё в 13 веке жалуются на неискоренимую веру в судьбу. «Иже в полоучай вероуют и родъсловие, рекъше в рожаница». (Новг. Крм. 1280) «Иже в полоучай веруют и в родословие» (Ряз. Крм 1284). «Русская правда» ни в одной своей записи не знает «поля», а знает только «правду огнём» и «правду водой», но зато его отлично знают Смоленские договорные грамоты с городом Ригой, где сказано: «Русину не звать Латина биться в Русской земле» (1225, 229 гг.), или «Немчичу же нельзя позвати на поле Русина биться в Риге и на Готском берегу» (1230).