Антон Уткин - Тридевять земель

Мы уже имели случай упоминать, что, если мы исследуем неразвитую форму государственного организма, то убедимся, что законодательная способность является в нём способностью наименее заметною и наименее развитою. Различные оттенки власти, под влиянием свойственных обществу идей, не различались один от другого, и в человеческом уме не существовало ясного сознания о различии между изданием закона, его обнародованием и наказанием лица, его нарушившего. Мэн даже высказывает мнение, что если только к той различного рода власти возможно было приложить современные названия, то законодательная власть заняла бы место на самом заднем плане, тогда как фактом, сознаваемым с наибольшей ясностью, являлась бы власть судебная. Иными словами, под «судом» понималась власть вообще. Это как будто позволяет предположить такое правовое состояние, которое целиком и единственно выражалось одномоментным юридическим актом.

Другой не менее почтенный исследователь индоевропейских древностей говорит: "Индоевропейское rex – понятие более религиозное, чем политическое. Обязанности здесь не заключаются в том, чтобы повелевать и вершить власть, а устанавливать правила и определять то, что относится к праву в прямом смысле этого слова. Кроме того, он наделен страшной магической властью". Софокл помнит ещё ту отдаленную эпоху, когда, выражаясь словами Гемона, один лишь взгляд царя "страшен простому человеку"; один лишь этот взгляд прерывает речи, неугодные царскому слуху. Вундт и многие другие антропологи приводят данные об исследовании примитивных обществ, в которых шаману или вождю, наделённому сакральной властью, было достаточно произнести особое слово, означавшее смертный приговор, чтобы тот, на кого он был направлен, валился замертво. На этом основании был сделан вывод о том, что психика примитивного человека обладала особым видом тождества, или, психофизиологическим единством с тем, кого этот человек наделяет высшей властью. Эта же особенность объясняет и могущество слова в положительном значении, когда оно является целебным либо обережным заклинанием. Само слово, произносимое вождём, было, по-видимому, строго табуировано, но имелись слова, служившие для обозначения самого процесса.

Древнерусское урок – встречается в значениях наряд, задание, уговор. С одной стороны, значением права является "то, что должно сделать", с другой стороны – "то, что должно сказать". Данное различие ясно показывает, что правовые нормы неотделимы от ритуальных, где "дело" нередко заключалось в "слове", точно так же как и в любом магическом поступке именно слово преобладает над собственно действием. Кстати говоря, содержание латинского слова jus допускает оба эти смысла. В древнерусском языке форма «казать» может значить одновременно и говорить, и наказывать.

Греческому themis у нас будет соответствовать суд. Слово это также образовано от индоевропейского корня *dhe в значении "устанавливать". Но *dhe значит не просто устанавливать что-то, а устанавливать творчески, вводить в бытие, а в этом уже просматриваются признаки социального установления. Но имеется ли основания? Словенское слово "суд" в значении приговор как будто позволяют это. Этимологию Грота (ФР.1, 479), который сближает суд с нем. sondern, sonder на том основании, что здесь судить первоначально значит разбирать, придется отвергнуть по той причине, что первоначально судить – это ни в коем случае не разбирать, а узнавать приговор. "Русская правда" ещё помнит об этом: "Оже кто убьет жену, то тем же судом судити". Поскольку наказание уже известно и заключается в уплате установленной виры, то "судити судом" значит – приговорить.

Я возьмусь утверждать, что в приговор верили. Группа слов, родственных латинскому verus – истинный, верный, дают значения: правда, истина, истинный, правдивый и т. д… Правдой могло быть только то, что сказано, и сказано не самим человеком, а по наитию, иными словами за истину признавалось решение верховного существа. "Я веровал, и потому говорил", – свидетельствует царь Давид. Древнерусское слово "наказ", от которого происходит "наказание", буквально означает "обязательное к исполнению словесное установление", что вполне согласуется с первичными формами бытования права. Казнь согласно старославянскому – распоряжение, наказание. Сюда же в качестве наказания – древнерусский "урок" от "наречь". Говоры понимают урок как молитвенное заклинание. Латинское ordalium – приговор, суд, древненемецкое urteil – решение. Корень суд родственен литовскому zodis (слово), словенскому sod – приговор. Таким образом, мы подходим к ближайшему значению слова суд. Суд – это буквально приговор. Суды здесь – это и суд самой низшей инстанции, но одновременно это и высший суд – суд Божий, или судьба. В летописи по Ипатьевскому списку в записи под 1190 год есть такие слова: «Во истиноу соуд створи и правы соудбы его». Как проницательно замечает Эверс, первоначальное судопроизводство вполне соответствует расправе, имеющей место в естественном состоянии человека.