Антон Уткин - Тридевять земель

Артшвагер, занимавший место на той же скамье, что и Павлуша, время от времени начинал трясти ногой, и это чрезвычайно раздражало.

– Не должны ли были наши офицеры, с самоотвержением и отвагой сражавшиеся в бою 14 мая, при появлении вражеской эскадры в прежнем неповреждённом почти виде, решить, что всякое сопротивление бесполезно? В интересах защиты я готов стать и на эту точку зрения и допускаю, что в виду пережитых накануне ужасов, в виду крайнего переутомления, адмирал, командиры и офицеры добросовестно пришли к заключению, что всякое сопротивление с их стороны бесполезно…

На этих словах помещение осветилось прохладным светом, пролившимся в высокие окна. Луч, особенно яркий, пробежался по переднему ряду. Павлуша сидел прямо за лейтенантом Рощаковским, и пятиконечные серебристые звезды на правом погоне Рощаковского отразили этот стальной свет. И в памяти Павлуши невольно встали другие звезды: горячие, пушистые, роскошные; суда бросили якорь на траверзе Джибути, Павлуше досталась ночная вахта, и в чёрной южной темноте он видел только их ласковое сияние, и оно обещало борьбу, обретение, счастье. И тут же на ум пришло стихотворение Фофанова, и он, опустив лицо, мысленно проговорил их с едва заметной усмешкой, полной горечи: "Звёзды ясные, звёзды прекрасные нашептали цветам сказки чудные…", и тут же молчаливо возникшие его сознании строки покрыл голос прокурора, такой же стальной, как этот зимний свет, прорвавшийся откуда-то с ледяных высот:

– Имел ли подсудимый Небогатов, с лёгким сердцем обвиняющий всех и вся, – говорил Вогак, – основание предполагать, что неприятель не будет его преследовать и что в случае встречи с врагом у него имеются хотя бы слабые шансы на успех? Казалось бы, в этом отношении у него сомнений быть не могло. В бою 14 мая эскадра наша, по числу судов тогда еще весьма внушительная, была разбита наголову. Подсудимый Небогатов и другие наши офицеры были очевидцами последовательной гибели лучших наших судов, гибели же ни одного японского корабля не видали. Не должен ли был Небогатов при таких условиях сознавать, что если неприятель его нагонит, ему придется топить или взрывать свои суда. Вы помните, господа судьи, что по свидетельству лейтенанта Глазова, молодой офицер этот, на сей раз более предусмотрительный, чем его убеленный сединами начальник, предвидя со стороны японцев погоню, предлагал адмиралу Небогатову приблизиться к берегам, чтобы в случае надобности иметь возможность взорваться или выброситься. "Не для того сделал я тысячи миль, сказал на суде Небогатов, чтобы выкинуться на берег". Но ведь и не для того, скажу я, господа судьи, чтобы сдаться.

Неизвестная женщина, дотоле державшая спину прямо, теперь подалась вперёд и едва заметными кивками головы как будто соглашалась с каждым словом обвинителя, что ещё больше озадачило Павлушу. Казалось, слова прокурора находили в ней самый живой отклик и даже вызвали на её лице умильное выражение. И он, наблюдая за ней, испытывал невыразимый стыд, и сами собой, неизвестно откуда, издалека, из детства, возникали слова, быть может, слышанные им на уроке Закона Божия: "Ибо если бы судили сами себя, то не были бы судимы". И здесь, точно откликнувшись на эту мысль, словно бы прочитав её, женщина обернулась и благосклонно взглянула на Павлушу. У неё были весёлые глаза желтоватого оттенка, и эта никак неуместная весёлость поразила Павлушу.

– Бывший священник "Сенявина" игумен Зосима, – продолжал между тем прокурор, – при перекрёстном допросе на суде оказался в довольно трудном положении и в конце концов признал, что сдачей эскадры адмирал Небогатов совершил не малый подвиг. Не считая себя вправе оспаривать взглядов лиц духовных, не могу не сказать, что с точки зрения отца Зосимы герой Миклуха едва ли не злодей, с чем мы, военные, согласиться, конечно, не можем. Мне думается, что теперь, когда молодым офицерам нашим пришлось пережить тяжёлые дни, когда они беспристрастно обсудили былое, сопоставили его со славными традициями нашего флота и геройскими подвигами павших товарищей, они в душе не благодарят своего адмирала, и многие из них, думается, предпочли бы славную смерть тому безотрадному положению, в котором они помимо воли очутились. «Счастливец Шупинский», – сказал Павлинов, узнав о смерти товарища. Сколько славных, геройских подвигов померкло, господа судьи, и забыто из-за роковой для нашего флота сдачи, не мало матерей и отцов, думается мне, потерявших на войне сыновей, умевших свято выполнить свой долг, проклинают тот день, тот час, в который адмиралом Небогатовым было принято роковое решение. Не верю я тому, чтобы много нашлось матерей, которые эгоистически радовались бы спасению своих сыновей, русская женщина сильна духом и вопросы долга и чести чтит свято.