Нина Воронель - Секрет Сабины Шпильрайн

«Но у тебя же есть муж!» - «Моего мужа призвали в русскую армию и выслали из Германии! Он уехал в Россию, а я осталась одна с ребенком». Ничего такого тогда еще не случилось: Павла призвали в русскую армию только через полгода, и он не смог отказаться, из страха, что его признают дезертиром. Он уехал, а я осталась одна с ребенком. Но хоть это случилось только в январе 1915 года, я увидела это уже тогда, в августе 1914-го: на острове юнги не было разницы между настоящим и будущим!

Стало вечереть, ветер усилился, в небе появились первые звезды. «Фройляйн! – крикнул лодочник. - Скоро стемнеет и ветер крепчает, нам пора возвращаться!» - «Слушай, отпусти его и оставайся! Я завтра сам отвезу тебя в Цюрих». - «Я не могу – мне нужно забрать у чужой няньки свою маленькую дочку, я и так опоздала!»

Но юнга не слушал меня, он схватил меня за плечи и потащил на берег: «Оставайся и мы поедем по ночному морю! Я нашел грот, из которого можно войти в подсознание. Мне не хватало только тебя, чтобы решиться спуститься туда!»- «А где мои деньги, фройляйн? Я без денег не уеду!» - завопил лодочник. «Отдай ему деньги и оставайся!» - «Не могу! Я оставила деньги в камере хранения на пристани –мне этот лодочник показался подозрительным. И я подумала – а вдруг он заберет деньги и сбросит меня в озеро?» - «Зачем же ты его наняла?» - «Затем, что никто другой не соглашался везти меня на твой остров!»

«Никто не соглашался, а он согласился? Ты сама ему предложила, или он напросился?» - «Как сказать? Он слышал, как я спрашивала, кто отвезет меня на этот остров, а когда никто не захотел, тогда он подошел и спросил, готова ли я заплатить...» Тут я смолкла, боясь назвать астрономическую сумму, которую он запросил. Деньги не заинтересовали юнгу. «Все ясно. Деньги это просто предлог – его подослал Зиги». – «С чего ты взял? Откуда Зиги знал, что я собираюсь к тебе?» - «Неужели не понятно? Он знал от Эммы! Да вон он, вон – видишь за облаком? Он часто пытается ко мне подкрасться, но ему это не удается. Вот он и решил попробовать через тебя».

«Юнга, что ты выдумываешь? Там никого нет, это просто отсвет от заходящего солнца». - «Нет, нет, это он, я недавно видел во сне тебя с ним, мы вместе бродили по пустыне, ты вела его за руку, а потом вы исчезли и я не мог вас найти. Так что езжай скорей к дочке, пока он не подстроил тебе какую-нибудь пакость, - сказал юнга, отпустил меня и лег на песок. - А я один поеду по ночному морю к тому гроту, куда всасывается вода, и один войду в подсознание. Жаль, я мечтал войти туда с тобой». Я наклонилась поцеловать его, но лодочник уже не закричал, а взвыл: «Фройляйн! Сейчас же садитесь в лодку, если не хотите, чтобы мы попали в бурю и утонули!» Юнга вскочил с песка, прижал меня к груди, взял на руки и бережно отнес в лодку.

Всю дорогу я проплакала – мне не страшно было умереть вместе с юнгой в ночном море у входа в его таинственный грот, но я не могла оставить Ренату с чужими людьми. Во всем европейском мире не было ни одной родной души, которой я могла бы поручить заботу о своей несчастной девочке.

Когда поздно вечером я приехала, наконец, на виллу фрау Цвик, я нашла на столе письмо из клиники для слепых в Лозанне – они предлагали мне неполную позицию хирурга при условии, что я прибуду в Лозанну не позднее, чем завтра вечером. Я не хотела оставлять юнгу одного на пустынном острове, затерянном среди озера. Я вспомнила, что его руки были изранены до крови и несколько ногтей сорваны от работы с валунами, но я была уверена, что Эмма не оставит юнгу погибать на необитаемом острове. А мне нужно было мчаться в Лозанну, - я не могла рисковать единственной предложенной мне работой, хотя и не представляла себе, как я смогу работать хирургом – я в своей жизни не сделала ни одной операции. Но у меня не было выбора, мне нужно было зарабатывать, чтобы кормить свою дочку.

Я поставила точку и остановилась с налету, как будто налетела на невидимую стену: больше писать мне было нечего. В голове было удивительно пусто, и я огляделась – этой комнаты без форточки в наглухо заколоченном окне я не видела никогда. Где я? Как я сюда попала? И что я писала? Да и писала ли я вообще или мне это просто померещилось? Я сидела за столом, на котором не было ни ручки, ни чернил, там только стояла незнакомая красивая коробка с блестящей черной крышкой. На коробке ничего не было написано, она была наглуха затянута черным.