Владимир Леонов - Лабиринт Минотавра

Вмиг он вспомнил все, что было с ним. Но когда это было? Почему он не может даже повернуться? Лихорадочно ощупывая это непонятное замкнутое пространство, он изо всех сил старался уже ни о чем не думать, так как от этого становилось еще страшнее. Но мозг работал! Хотел закричать, но крика не было.

Что это? В кромешной темноте и тесноте он услышал какую – то непонятную вибрацию. Ужас сковал и без того неподвижное тело. Он не хотел верить, но понял, что он в гробу. Почему в гробу? Да об этом говорил Кривой, когда позвонил ему и приказал немедленно исчезнуть. Он что – то еще говорил, но что именно…

Мозг не хотел слушать сердце. Сердце не хотело подчиняться неизбежному, но уже понятому им – это конец. Может, оно уже остановилось? Но почему тогда он еще способен думать? Или это мозг еще живой, а его уже нет?

Вибрация продолжалась. Какой – то писк, мелодия? Он что, уже сошел с ума? Что это? Вдруг понял, это телефон. Его телефон. Откуда он? Лихорадочно, на ощупь, нашел то, что так вибрировало и пищало на его груди. Да, это телефон. Вот и его маленький зеленый экран. От него вдруг стало так светло, что он разглядел свое последнее, замкнутое пространство, название которому – гроб.

Нажав на клавишу телефона и подтащив руку к уху, он услышал свой собственный крик, крик ужаса. Прыщ кричал туда, в неизвестность, что он здесь, он живой. Заклинал и просил их вытащить его, не губить его душу. Устав и задыхаясь, чувствуя, как пульсирует кровь в висках, он понимал, что умирает. Сколько ему осталось и как мучительна будет его смерть, он уже не думал. Только просил, умолял того, кто слушает его сейчас. А в том, что кто – то его слушает, был уверен: на том конце трубки слышалось дыхание абонента. Но тот молчал.

Вдруг связь прекратилась. Он еще долго, не слыша своего собственного голоса, кричал в трубку. Задыхаясь, лихорадочно, трясущимися и непослушными пальцами искал оставшийся в памяти телефона входящий номер только что звонившего абонента. Наконец, трубка ожила. Но что это? Молодой женский голос ответил, что номер телефона заблокирован, и ему необходимо пополнить счет…

Постепенно, временами перемежаясь небольшими дождями, вдруг переходящими в грозовые ливни со сверканием молний и грозовыми раскатами, весна, наконец – то, уступила свое время лету. Оно, это столь долгожданное лето, завоевало право прийти на смену затянувшейся весне.

Кривой понимал, что внезапное исчезновение Прыща связано с историей неудавшегося вскрытия склепа. Не мог Прыщ просто так – вдруг взять да исчезнуть. Попытки что – либо выяснить оказались неудачными. Телефон его долгое время не отвечал. Затем был внезапно заблокирован. Можно было, конечно, попытаться выяснить причину блокировки, но что это даст? Кроме возможных дополнительных проблем, ничего.

Своим звериным чутьем он чувствовал: если Прыщ исчез не без помощи цыган, значит, о нем не могут не знать. Всю свою жизнь Кривой страдал оттого, что слишком заметен его портрет. Да и кличка приклеилась не случайно. С детских лет. Он даже имени своего не помнил, привык к этому обращению, как к собственному имени.

Пожалуй, нет ничего хуже в нашей жизни, как неизвестность…

Вчера он вернулся из Алтайского края, где выяснил, что с января до весны в одном из глухих районов, в заброшенном поселке (каких еще десятки, сотни, а может, тысячи можно найти не только в живописном Алтайском крае, но и по всей России), проживал Прыщ.

То, что это был Прыщ, сомнению не подлежало. Путем собственных умозаключений Кривой пришел к выводу, что это был именно он. Информацию о Прыще он получил от местных наркоманов. За дозу они сделают все. Мать родную продадут.

Имени Прыща они не знали, как, впрочем, и сам Кривой. Но с их слов понял, в захолустном поселке проживал именно тот, кого Кривой пытался разыскать. Но вот куда он вдруг исчез, никто пояснить не смог.

Сомнения Кривого окончательно развеялись после того, как он, проезжая по единственной улице поселка, увидел двух старух, сидящих на лавочке у такого же дряхлого, как сами старухи, жилища. Описав внешность Прыща, спросил, не проживал ли тут некий молодой человек? На удивление, старухи не страдали склерозом. Хоть и слезились их глаза, они видели то, что молодой не всегда заметит. Рассказали, что еще по весне, уже совсем поздно было, приезжали черные, страшные машины. И люди страшные. Их было много. Старухи показали: эти машины остановились вон там, у того дома, где и жил тот молодой человек. Были недолго. Что они там делали, не ведают. Только вот как приехали, так тут же и уехали. Недолго гостевали. Чужие, не местные. Точно. «А что они тут делали, – твердили женщины, – знать не знаем и ведать не ведаем, заблудились, поди?»