Выложив все, что было в свертке, на нары, жестом предложил приступать к трапезе, тем более уже приближался час ужина и скоро принесут кипяток. Можно даже кофе сделать. Пусть растворимый, но как давно он его не пил. Отодвигая полотенце, Владимир обнаружил маленькую записку. Короткую. Всего несколько слов: «Любимый. Мы любим тебя. Держись. Мы верим, что ты не виноват ни в чем. Знаем, что скоро ты будешь с нами. Ждем тебя. И любим. Твои девочки». Чуть ниже дописано: «Я очень тебя люблю. Возвращайся скорее. Твоя Ната».
Ни Владимир, ни его сокамерники не обращали внимания на то, что небольшая горсточка кофе завернута в клочок порванной газеты, отчего не только конфеты, но и часть сигарет, ранее вытащенных из пачек, имела кофейный цвет. Удивляться чему – либо здесь не принято. Принимали так, как того требовали особые инструкции указанного выше того самого, неизвестного никому, большого начальника.
Жизнь сама по себе вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.
Контингент в камере, как уже говорилось, отличался разнообразием, и Владимир был здесь уже старожилом, как и Сергей, вор в законе, который сидел здесь более десяти дней. Тот ожидал перевода в СИЗО, а оттуда этапом на зону. Про него тоже как бы забыли. Но он пояснил Владимиру, что это вполне естественно, никаких «непоняток» нет. Он ждет свои следующие шесть за покушение на убийство, и уже соскучился по своим корешам, с которыми не так давно распрощался на зоне. Почему шесть? Да потому, что рецидив. Из своих не полных сорока пяти Сергей у хозяина на нарах двадцать лет, как тот выразился, чалился. По малолетке еще ходил. Три судимости – две из них серьезные. И все от звонка до звонка. Никогда сукой не был. Это четвертая. Владимир даже удивился, как однажды Сергей заговорил с ним и совсем неожиданно для него рассказал:
– Сам я с Алтая. Когда с малолетки вернулся, мне еще и восемнадцати не было. Все, думал, завяжу. Новую жизнь начну. Учиться даже хотел пойти. Но ничего не понимал, что кругом творится. Я, конечно, мало в чем разбирался и до этого, до этой самой перестройки. Но… что было тогда… понять не мог. На каждом углу валютой торговали так же свободно, как паленкой в ларьках. За это раньше на лесоповал посылали. Многого не мог понять из того, что делалось в стране, казалось, все вдруг с ума сошли. Торгаши, баулы, киоски. Идешь по улице, а по обе ее стороны сплошные базары. Товар прямо на асфальте лежит. С Китая все тащили тогда, куртки, кожу, пуховики. Бабы телом торговали так же свободно, как картошкой на базаре… да и о цене тут же, как на базаре, сговаривались.
Как сейчас помню, подхожу тогда к киоску, хотел газету купить с объявлениями. Надо же жить как – то. Работу искать. А там… газет нет. А вместо красавицы морда косоглазая торчит, улыбается. То ли китаец, то ли кореец. Спрашивает: «Сиво гаспадина надо?». Сразу растерялся, никогда господином не называли. Отступил на шаг, вверх посмотрел. Нет, все правильно, газеты, журналы.
Но не это удивило меня. За стеклом, в том самом киоске, игрушки детские. И знаешь, что рядом с ними было? Догадайся с одного раза. Пре – зер – ва – ти – вы. И это среди кукол! Понимаешь? Газету я так и не купил.
В общем, понял я, что в стране бардак какой – то. Какая там учеба? Какая работа? В кармане только справка об освобождении, и денег на пару пачек «Примы». Живот к спине настолько прилип, что штаны руками поддерживал. Куда идти? Отца я с детства не помнил, а мать, когда я тот срок мотал, куда – то на Украину укатила. В общем, помыкался какое – то время, пока вдруг одного друга детства не встретил. В школьные годы тот комсомольским вожаком был. Друзьями мы не были, так, учились в одной школе.
– Так вот, – продолжал Сергей. – Слышу, как вроде окликнул кто меня. Да я его и не узнал сразу. Столько лет прошло. Тем более он немного старше меня был. Подходит ко мне, смеется, обнимает, как старого кореша. Откуда, что да как? Ну, в общем, рассказал ему, откуда я, да что, да как.
В ресторан меня затащил. Сначала я не хотел, ну куда мне в ресторан, в таком прикиде? Сам – то он в костюме, рубашке белоснежной. Там, за разговором, он и предложил в его бригаду пойти. Я сразу даже и не понял, что у него за бригада, потому и ответил, что в колонии учили кое – чему, специальность имею столяра – краснодеревщика. Но в строительстве я ни бум – бум. Долго он смеялся. Потом, хлопнув меня по плечу, пояснил кое – что.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу