Роман Парисов - Стулик

Ну ничего, ничего. Я отыгрался в «Пещере грёз»: как только наше подвесное кресло наткнулось на последнее из тех чудовищ, что вызывают скорее снисходительный смешок, чем страх, как только распахнулась ещё одна портьера, явив нам некий спуск, намекающий на скорый выезд из лабиринта, как только выезд этот оказался въездом во владение ещё одного – пока очерченного неясно, но очень знакомого персонажа… – Света вдруг забилась в кресле и не своим, но очень звонким и чистым, предсмертным голосом заорала:

– Фредди Крюгер!! Рома… это же – Фредди Крюгер!!!

Неожиданная картинка, достойная комикса: привязанный, рефлекторно дрыгающийся, агонизирующий со страха зайчонок ехал прямёхонько под ножепальцы своего любимого героя.

Детство, незамутнённое детство!.. До меня вдруг ясно дошло, какая она ещё маленькая. Я сгрёб её под плечо, но отошла она не сразу. Потом, правда, смеялась над собой – это уже не в счёт: было ясно, что за трусишка.

– …Ромик, Ромик, а ты так умеешь? – Света возле палатки с надувными шарами, говорит мне что-то микроскопическим гнусавым голоском, как в мультиках. (Не догоняю, в чём прикол.) Пока сам, глотнув газа из шарика, не забормотал так же… и тут же захохотал, а услышав свой деформированный смешок, заржал безудержно – всё тоньше и тоньше…

Так они и стояли, покачиваясь от приступов, то и дело приседая и держась за животики, смахивая слёзы, взрослый мужчина и девочка, девочка и взрослый мужчина, не обращая внимание ни на кого вокруг… Недополученное четверть века назад стремительно возвращалось ко мне надувным шариком – розовым потихоньку сдувающимся сердцем.

– Спасибо Свете… за наше счастливое детство!

Я купил ей светящуюся йо-йо, которую она так просто и недоступно для моего понимания отправляла куда ни попадя и тут же принимала обратно в руку, а сам выступал с надувной булавой в голой мускулистой руке под одобрительные улыбки гуляющих.

Было легко и весело. Я находился в своей тарелке, я шефствовал над дюймовочкой, а заодно ненавязчиво эпатировал публику, превратившись в сказочного великана.

И вовсе не один я получал столь светлые эмоции от погружения в отрочество. Навстречу катила таратайка вроде большой детской машины, с серьёзным видом восседаемая лысоватым мужчиной чуть постарше меня. За ней поспешали сухая чопорной повадки женщина и подловатого вида толстяк, образ которого был отвратен, но показался мне безотчётно знаком. Все трое оставляли впечатление совершенно булгаковской нечисти, направляющейся куда-либо на дело почти что в другом измерении.

Я был готов пустить невинный смешок и разразиться отвязным комментарием, как Света вдруг цыкнула и чуть кивнула в их сторону… А толстый, толстый проводил нас долгим взглядом.

– Вот этот глючный чел на коляске – совладелец «Кодуса», – торопливо заворковала Света. – Он не может ходить. У него что-то с ногами, он и на работе так же ездит, на этой бибике, для прикола. Представляешь, было бы просто кресло – сразу: инвалид. Чувство юмора у человека!..

Я обалдел от такого жизнелюбия.

– А толстый, толстый?

– Этот у них самый главный по Лужкам, – он как раз и отбирает девчонок на всякие блядские показы у банкиров… Я во вторник была в агентстве, он так внима-тель-но на меня посмотрел и говорит: «Запишитесь, девушка».

– Записалась?

– Что я, дурочка?.. Я ещё ма-а-а-аленькая! А всё равно ведь запишут, сволочи… А я не поеду!

(Ну конечно. Тогда, в «Пирамиде», где я в последний растреклятый раз, сам будучи с какой-то дамой, случайно увидел Фису, и наши затылки почувствовались, и наши взгляды зависли друг на друге, как глаза Штирлица и его жены в том кафе – это его, его чванный пятак возглавлял тогда застолье поникших в свои коктейли великомученниц…)

Такие люди – а не чужды. Тоже ведь в ЦПКиО им. Горького стремятся…

Всюду, всюду жизнь.

Ну что – присели мы со Светиком на веранде под зонтиком. Перевозбуждённая нервная система требует лёгких углеводов. (Я знаю: ей очень хочется кока-колы.)

– Что пьём?

Морщится. Со светлой обречённостью вздыхает:

– Теперь я пью только воду.

И, конечно, тут же строит мою любимую гримаску – вроде вот-вот заплачет, а вместо слёз лучики самоиронии. (Что вот-де, маленькая какая, ограниченная в восприятии мира и вообще – что с меня взять?..) Артистка.

Эх, целую батарею ощущений рождает во мне этот несложный мимический акт. (Повод вот для анализа мелковат, ну а будет ли крупнее?..)