Михаил Евстафьев - В двух шагах от рая

…Так до конца он и не определил, где же именно забуксовала перед тем как оборваться навсегда с просверлившей висок пулей жизнь: в ущелье, в вертолете, в госпитале.

…конечно в Афгане… в ущелье, а потом кто-то долго решал, что со

мной делать дальше, и пока ждал, я слышал отголоски той жизни,

которую не дано мне было прожить…

У холмика свежей земли, перемешанной с песком, собралось с десяток человек.

Кто-то из офицеров вполголоса заметил: «Плохое место, один песок…» Ему поддакивали: «Зачем такое место под кладбище выбрали?» – «И от города добираться неудобно…»

Стали расходиться.

Лена, заплаканная, с красными глазами, прикладывала к лицу скомканный в кулаке платок: «Не вымолила его…» Настя обняла ее за талию. Девочка не плакала, она слишком малой была, не все пока понимала. Мать вели под руки – дед Алексей и отец. Женщины отрыдали, отголосили свое, еще раньше, до закапывания, пока не опустили в могилу, и, особенно дома, когда только сообщили о смерти Олега, и особенно, когда привезли гроб. Лицо Настюши, несчастное в подражании взрослым, вопрошало: «Так что же все-таки с папой? Где он? Когда приедет?» – «Папа больше никогда не приедет… Нет больше папы… Погиб папа. В Афганистане погиб», – объяснял ей, как мог, сдерживая слезы, прадедушка Алексей.

Женька Чистяков слушал Зебрева: «…прикрывали отход батальона. В засаду попали.» – От обоих разило водкой. – «Блок выставили, только дальше… окружили их духи.» Зебрев полез за сигаретами, вместе с пачкой вынул лазуритовые четки: – «…подобрал после боя.» Он зажег спичку. Они с Женькой остановились, повернулись к могиле, и так, чтобы никто больше, особенно Лена, не услышал, Зебрев вымолвил: «Он не сразу умер…»

На дороге дожидался оранжевый, проржавевший местами автобус. Сзади у автобуса была сделана специальная откидывающаяся дверца. Через нее запихивали вовнутрь и вынимали гробы, и, видимо, когда только приехали на кладбище, и вытаскивали гроб, не подняли две упавшие гвоздики и отломившуюся от венка еловую веточку.

– Значит, уходим все-таки? – спросил Чистяков.

– Все говорят о выводе. Но когда, не ясно. Думаю, в следующем году разъяснится… Мне-то что? Я, грым-грым, к тому времени заменюсь.

Девять с лишним лет провела на чужбине 40-я армия, и вот, наконец, разрешили ей вернуться домой. Назначили крайний срок, выстроили график, приступили к поэтапному вытягиванию отдельных частей.

На все про все более чем стотысячному контингенту отвели девять месяцев. Задача ясная: после 15 февраля 1989 года советских солдат на территории Афганистана остаться не должно. Армия взяла под козырек: приказ получен, будет выполнен.

Сворачивались дивизии, бригады, полки, батальоны, оставляли обжитые городки, гарнизоны, заставы. Уходили в Союз, не считая себя проигравшими, но и о победе речи не шло.

И каждый, поди, солдатик, каждый офицер, отъезжая, хоть раз да обернулся, простился с привычным городком, и с пейзажем знакомым, с горами, с зеленкой, с песком, с долиной, распрощался навсегда с проклятыми бородачами, коих постреляно было за годы немалое количество, и которые, бывало, и шурави нос утирали.

И каждый, поди, припомнил, как ему жилось, с кем воевалось. И взгрустнул.

И каждый, поди, спросил себя: а ради чего воевали?

Никто не ответит толком. И спросить такое некого, кроме себя.

И как же не попытаться домыслить такой вопрос: а во что, собственно, обошлась нам война? Как ни поспорить офицерам? Кто по второму заходу в Афгане, одну арифметику потерь выводит, не забудет, как в бригаде, бывало, до восьмисот человек за год не досчитывались. Кто меньше крови видал – свой подсчет ведет.

Как не крути, а тысяч тридцать положили, твердят одни офицеры. А то и более. Если и скончавшихся от ран в госпиталях учесть, да от болезней, да несчастные случаи суммировать. А раненых, калек – тысячи и тысячи, и складывать никто не станет. Остается догадываться.

Другие офицеры, особенно те, что к штабу армии ближе, спорят, видимо, намекнули им, на какие цифры ориентироваться: больше пятнадцати тысяч убитыми не наберется за всю войну. И кое-кто из генералов успокаивает: пятнадцать тысяч, да для нашей страны – капля в море, за год больше людей в автомобильных авариях погибает. Народила земля Русская мужиков и еще нарожает, не оскудеет…

Да расскажут ли когда открыто о реальных потерях? Нет, вряд ли такое обнародуют, сходятся во мнении офицеры. За семью печатями спрячут, а коли и объявят официальные цифры, так обязательно слукавят, недоговорят, что-нибудь да утаят.