Ольга Аникина - С начала до конца [сборник]

Однажды, когда я вернулась домой из школы, в кухне неожиданно раздалась высокая трель. Она длилась всё время, пока я стаскивала с ног неудобные китайские сапоги, пока вешала на крючок уже тесную в плечах, ношеную цигейковую шубку, пока мыла в руки в ванной комнате. Я замерла возле входа в кухню, а кенар, сделав короткую паузу, снова вытянул вверх пушистую рыжую шею и, зацепив с необычайной лёгкостью минорную триоль, начал полоскать и полоскать в своём маленьком горле какой-то новый пассаж, уже не соловьиный, а свой собственный. Это было так чисто и хорошо, что я смотрела во все глаза на стоящую высоко клетку, замерев и не смея вдохнуть. А певец весь вечер сидел на своей жёрдочке напряжённо и почти неподвижно, вытягивая из воздуха свою новую песню.

Потом вернулась с работы мама. Она тоже улыбалась, слушая нашего «ученика». Мы ужинали, а он всё пел и пел. «Не охрипнет?» — тревожно спросила мама. Я пожала плечами. Мама сняла стоящую на холодильнике клетку и поставила её на стул. Кенар замолчал. Он переступил лапами на жёрдочке, потом перепрыгнул на противоположную.

Кенар повернулся к нам другим боком, и мы увидели, что на месте, где раньше у него был левый глаз, теперь видна только влажная чёрная дырка, блестящая и страшная. От этой впадины по рыжей щеке и шее птицы бежала тёмно-коричневая дорожка, и оканчивалась она густой вязкой каплей. Кенар качнулся, снова неуверенно переступил лапами, вскинул голову и запел.

Всё это время самка настырно выковыривала клювом пёрышко, застрявшее между прутьев — ей ни до чего больше не было дела.

Женя уже вторую неделю жила одна. Дома было тихо, и комнаты сразу стали как будто больше. Слышнее стали звуки, доносящиеся с улицы — детские выкрики, разговоры соседок на балконах этажом ниже.

Женя всё никак не могла заняться ничем толковым. После того как бывший муж забрал счастливого Витьку, с горем пополам закончившего шестой класс, она весь вечер сидела, уставившись в телевизор. Экран разговаривал, показывал цветные картинки, и больше от него ничего не надо было. У Жени теперь было целых три месяца свободы. Так надолго ребёнок ещё не уезжал из дому.

На второй день Женя с работы зашла в кафе. Взяла кофе и десерт, села возле окна. Десерт быстро кончился, кофе тоже. Этот чёртов кофе вечером оказался лишним: Женя не могла заснуть до полтретьего ночи. Вставала, пила чай, включала телевизор, выключала его. Открывала ВКонтакте, листала, закрывала. Утреннее пробуждение далось нелегко. На работу Женя опоздала.

Подруги разъехались в отпуска. Катя укатила с новым ухажёром в Польшу. Ира полностью ушла в семейную жизнь и в ремонт, она варила супы и клеила обои, разговоров с ней было только о том, сколько стоит подвесной потолок или как лечить несварение желудка у мужчин. Женя не звонила подругам. Тем более что каждая нет-нет да спросит в разговоре что-нибудь такое, о чём не захочется говорить. Про Артёма, например.

Артём жил отдельно от всех — и от семьи, и от Жени. С женой Артём не ладил, а с Женей наоборот ладил. Но начинать новое было страшно. Непривычно. Тем более что жизнь его только-только начала приобретать дыхание штиля в лагуне: съёмная комната, ни придирок, ни занудства, ни детских соплей.

Женя не хотела звонить Артёму первой. Хотя, казалось бы — что тут такого? Они встречались уже почти полтора года и были достаточно близкими людьми. Но Жене хотелось, чтобы он сам, сам вспомнил о том, что всё лето его девушка живёт одна, без сына, в пустой квартире. Чтобы первый сказал: Женькин, давай я приеду к тебе.

Женя помнила, как несколько раз она звонила Артёму, а трубку брала его дочка. «Алё, мы в кафе, папа мороженое покупает». В таких ситуациях Женя молча давала отбой. Она чувствовала себя лишней. Время Артёма Жене не принадлежало. Дочка могла позвонить когда угодно — даже в двенадцать ночи, когда Артём лежал на Жениной подушке. Если дочке было нужно поговорить или, что чаще случалось, видеть отца — он подскакивал и бежал к ней, где бы ни находился. То ли он действительно был настолько привязан к дочери, то ли чувствовал перед ней вину, какая разница. Так было, и всё.

К Жене на подоконник прилетал голубь. Он садился со стороны закрытой оконной рамы и смотрел на Женю круглым глазом с оранжевым ободком. Потом он поворачивал голову и так же, не мигая, смотрел на улицу. Он мог так сидеть полчаса, час и два. Потом Женя отвлекалась, а когда снова выглядывала в окно, голубя уже не было. На следующий день он снова прилетал — Жене казалось, что это один и тот же голубь. Женя стала класть ему на подоконник кусочки печенья, и голубь иногда их клевал.