Может быть, если поискать, постоять в очередях и пообивать пороги, Саня бы нашла себе что-то получше и постабильнее. В «Автошике» знали, что у Сани высшее гуманитарное образование, но о диссертации по Бёрнсу не знал никто, да и слава Богу. Лишнее это всё.
Хорошо, что пошёл снег. Декабрь уже, хватит сырости, а то всю осень мы прыгаем через лужи. И темно весь день, но какая разница, если внутри вообще никогда не светло. Если такая тишина вдруг попалась в руки, что только и заботы, чтобы держать эту тишину и не уронить. И жить с оглядкой на неё. Дома — молчать о самом важном, а на работе — вообще молчать. Невеликая цена за жизнь, если уж совсем честно. Молчишь и молчишь. А что до очередей и бумаг, что до этих длинных чиновничьих столов — то это просто такое упражнение. Отжимание гордости. Сходила за справкой — отжалась. Сбросила полкило. Доказала, что имеешь право жить здесь ещё год. И работать, спасибо Сергей Сергеичу. И Лёше, конечно, тоже спасибо. Вот и у внучки в свидетельстве о рождении теперь будет написано: «Санкт-Петербург». Зять проклянёт, а внучка всё-таки, может быть, вырастет и вспомнит бабушку. И доброе о ней скажет. Хотя — кто знает, что она там скажет. Может, забудет. Словно и не было на свете человека, который когда-то копался в литературных переводах, а теперь тупо тыкает в кнопки корпоративной телефонной трубки и пытается изображать сотрудника фирмы. Отпечаток, не человек. Луковище, одно слово. А всё равно — не умрёшь вот так просто. Не пускают. Да и рано ещё.
Снег повалил щедро, по-зимнему. Забелил крыши машин, превратил их в гладкие гипсовые слепки, в безликие заготовки на полках ленивого скульптора. Сергей Сергеич вышел из здания, потоптался возле своей «мазды», подумал и повернул в сторону метро. В подземке сухо, а сегодня ещё и быстрее, чем на колёсах.
Грядёт совещание директоров, подведение итогов года. Луковище в январе всё равно придётся увольнять. Вернее, сказать ей, что её услуги больше не нужны. Даже не потому, что она не справляется. Просто колл-менеджер Лена собирается вернуться на работу. Непонятно, что там творится у Лены в семье, да и Сергей Сергеичу это безразлично, но, если работник готов приступить к своим обязанностям, несмотря на декретный отпуск, директор не имеет права препятствовать. Лене тоже нужны деньги, и она ни в чём не виновата.
А вот Сергей Сергеевич виноват. Он не может понять, в чём его вина, но уже несколько дней нет ему покоя. Что-то такое ноет и свербит внутри, от чего приходится отмахиваться, выкручиваться и заставлять себя искать во всём позитив, но с позитивом у Сергей Сергеича плоховато получается. Особенно когда в голове вертятся мысли о Сане, о Лене, об этом проклятом Лёше, будь он неладен. О том, что заварушку устроил кто-то там, наверху, а разгребать придётся ему, Сергей Сергеичу. Так же, как разгребают снег вокруг напрочь занесённого и заледеневшего автомобиля.
Хорошо, что завтра обещают конец снегопада. Может, снег растает сам. Хотя в этом тоже нет ничего хорошего — до самого Нового года мы снова будем прыгать через лужи. Прыгать, скользить, поддерживать друг друга и говорить — спасибо. Поддержали — спасибо. Не вышло — тоже всё в порядке.
Кабесео [1] Кабесео — в аргентинском танго приглашение взглядом, без слов.
«Это не зов, не приказ, даже не приглашение. Вы можете пойти, а можете и не пойти. Вы можете просто слушать друг друга, сидя в разных углах зала — и связывает вас только взгляд.
Когда вы идёте в паре под музыку, делаете „квадрат“, „крест“ или „сэндвич“, вы одновременно и принадлежите себе и не принадлежите. Партнёрша слушает партнёра всем телом — не ушами и не корпусом, а каждым волоском на коже, она расслаблена, она доверяет. Партнёр не просто управляет дамой, потому что дама не аппарат, чтобы ей управлять. Мужчина — само сердце нового существа, которое называется парой. Он ветер, а партнёрша — шлейф.
Контакт должен быть максимальным. У вас соприкасаются грудь и головы, ноги тоже время от времени касаются друг друга — чувствуют! Не бойтесь друг друга, это самое главное — не бойтесь…»
Мои подопечные танцуют. Ноги, спины, плечи, наклонённые к партнёру «домиком». Гардель поёт о «далёкой земле своей», на которой он хотел бы умереть, и о том, что лошадь, на которую он ставил, отстала от фаворита на одну только голову. Маленькая эстрада с более-менее ровным полом, в закутке парка, на дальнем краю платановой аллеи. Август, сезон перевалил за середину. За короткий двухнедельный отпуск нельзя научиться танцевать аргентинское танго по-настоящему, но можно вдохнуть его хмель и чуть-чуть, понарошку, опьянеть. Вообразить себя завсегдатаем маленьких портовых милонг. Несерьёзные отдыхающие, не знающие, как убить время вечером, приходят сюда слушать старые ритмы, гитару и бандонеон, чтобы потом пойти по набережной, в одиночку или с кем-то вместе, в смутной тоске, которая легко забывается. По сути, неважно, умеете ли вы танцевать. Проводить? Ну, разве что до набережной. Что ж, проводите.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу