Татьяна Алферова - Охотники на снегу

Не появилась больше старушка в квартире никогда. Через полгода Верочка комнату себе прибрала, мальчик у нее родился. Соседи даже не возмущались. Тяжело Верочке в одной комнате с мужем, свекровью и двумя золовками. Про старушку забыли. Лет через десять мамина тетя умерла, я ту квартиру больше не навещал.

Прошло еще сколько-то лет, и я оказался под Новгородом, в довольно-таки большой деревне, мы там выездной спектакль гоняли для колхозников. Иду себе перед выступлением по полям-лугам, они колосятся как надо, рядом дубрава шумит, как положено, птички поют, коровы пасутся — буколика, одним словом, она же георгика. Иду полем, иду опушкой, навстречу махонькая бабулька, в деревню поспешает. Ну, думаю, бабка за грибами ходила, за колосовиками — дело в июле было. Нет, гляжу, без корзинки, бездельная какая-то старуха, странная. Пригляделся — так бы, может, и внимания не обратил, но забавным показалось, что бабка далеко от деревни забрела на прогулку — смотрю, а это та самая старушка из теткиной квартиры. И за столько лет ни капельки не изменилась. Конечно, они меняются меньше, чем мы, но все-таки на сколько-то должны состариться!

Платочек на ней тот же и платье то же. Надо же, не вспомнил бы, если бы попросили описать, а как увидел — сразу узнал и платье, и платок.

— Здравствуйте, — говорю, — бабушка! Вы меня не помните? Я Нины Александровны племянник.

— Нет, милок, — отвечает, — не знаю никакой Нины Александровны.

И ходу, ходу, да шустро так. Не по себе мне стало. Поклясться могу, как ты давеча, та же старуха, точно. А потом уже, в городе, да и не в тот год, натолкнулся на забавную статейку в научно-популярном журнале. Оказывается, наш институт старения, то есть геронтологии…

— Не знаю такого института, — перебил Алик.

— Конечно, не знаешь, — спокойно заметил Володя, — он засекречен, им КГБ ведал.

— Но сейчас-то этот институт должен быть известен?

Володя оставил реплику без внимания и продолжил:

— Наш институт старения выявил этих старушек еще до войны, в тридцатых годах. Живут такие ничейные бабушки, божьи одуванчики, внимания не привлекают, ходят везде преспокойненько, наблюдают жизнь. Но стоит кому-нибудь ими заинтересоваться — немедля исчезают безо всяких следов. А потом всплывают совершенно в другом месте и живут себе, ничего не потребляя, ни в чем не участвуя. Идеальные наблюдатели.

— Но в журналах без конца встречаются «утки», сам знаешь.

Сегодняшний скептицизм Алика объяснялся не иначе, как неурядицами в личной жизни, обычно он бывал бескрайне лоялен.

— Утки утками, но как с твоей старушкой? Сам же убедился в их существовании, или ошибаюсь? — Володя победно посмотрел на слушателя и вкрадчиво добавил:

— Воображения у тебя не хватает, вот что.

— При чем тут воображение?

— Видишь то, что тебе показывают, не пытаясь понять, зачем показывают и что это такое на самом деле. Если ты видишь нечто, похожее на человека, не факт, что это на самом деле человек… — Володя затянул драматическую паузу, но Алик не купился на сей раз.

— Нечто, похожее на человека, — повторил Алик. — Это я — нечто похожее на человека. Видимость. Рефлексия.

Володя удивился. Не ждал он от друга такой реакции, нечестно.

— Тебе сегодня не в то горло пошло. Работа заканчивается, организм остается и протестует. Поздно, пошли машину ловить, — и с досадой стукнул кулаком по вернувшейся на законное место стене рюмочной.

Вика пришла на работу чуть ли не на полчаса раньше положенного срока, несмотря на то, что сегодня у нормальных людей выходной. А у нее — график, и субботы в нем рабочие. Это второй продавщице, Ритке, вечно везет, ну там, дело ясное — у Ритки спецграфик. Чудовищная трапеция универмага, впечатанная в центр города Валлен-Деламотом, давно проснулась и жила своей жизнью. Квартал вокруг проснулся еще раньше. В тягучих зимних сумерках сновали фуры, легковушки и люди, люди, люди. И люди и машины, казалось бы, проседали под тяжестью тени универмага, старейшего питерского торгового дома, а он еще больше тяжелел в свете тоненьких фонарей. Но сам главный проспект был празден и пуст: ретивые туристы, коренные жители и лимитчики еще только потягивались в своих таких разных постелях.

Вика не любила универмаг, но дома в жалкой хрущевке ей было тесно. Завтрак двойнятам она не стала готовить, мать вроде вчера не слишком перебрала, сумеет их покормить.

Снег исчез задолго до входа в универмаг. Растоптанный и подтаявший, снег сдался на милость штатным дворникам. Охранник у входа загляделся на нее, Вика редко с ним сталкивалась, приходила, когда охранники уже разбредались по служебным закоулкам. Видимо, то, что случилось, выделило ее из общей массы, сделало привлекательной и желанной. Права Светка, ой как права! Вика залихватски пискнула «Привет!», а охранник шагнул навстречу, растопырил руки и спросил: