Татьяна Алферова - Охотники на снегу

Однако с ненавистью было что-то не так, ненависть приходила в умаление. Зачатки высокомерия, внедренные режиссером Алексом, не проросли и не превратились в мизантропию. Тетя Валя любила людей, иной раз завидовала им, но чаще их жалела. Порой, подслушанное через стенку — типа сегодняшнего чириканья двух девочек-продавщиц — смешило ее до слез, так же, как и мнимые грехи, и мелкие пороки нынешних кандидаток в завтрашние смотрительницы общественных уборных.

Тетя Валя жалобно посмотрела на опустевшую бутылку из-под портвейна, пересчитала выручку на блюдце. Жизнь все-таки продолжалась.

Ангел, опоздавший на пару десятков лет, заплакал над четырьмя неродившимися мальчиками и девочками. Он не успел к этой женщине вовремя, не помог завязаться четырем новым жизням, а она все еще не отчаялась, хоть и ни во что не верила. Заметив чуждое присутствие, Ангел отвел случайно оказавшуюся здесь неупокоенную душу — лети дальше, это не твое место! — и наполнил бутыль.

Тетя Валя решила проверить еще раз, не подвели ли ее глаза, не осталось ли портвейна на донышке. Вот чудо — бутылка полна чудесной янтарной влаги почти до горлышка! Тетя Валя плеснула в дежурный стаканчик, счастливо вздохнула — и ангел забрал ее с собою туда, где печаль и радость неразличимы.

Та, что наблюдала сверху, скользнула мимо тети Вали с ее ностальгическими воспоминаниями: кто-то не позволял приблизиться. Кто-то большой и строгий отсылал наблюдающую прочь — это не твое место! А ведь поначалу этот коридор казался таким важным, но ни одного знакомого персонажа та, что наблюдала сверху, не увидела. Совпадение имен любимого тетей Валей режиссера и Алика ничего ей не подсказало. Семья деревенских самоубийц из Володиной байки и то имела большее отношение к ее истории: стало понятно, откуда взялись некоторые из стражей входа. Стражи — это выдумка. Но она — не выдумка, и грех — не выдумка. Еще есть время…

Алла не выспалась. Вчера муж вернулся поздно, пьяным. Вся его одежда так пропахла табаком, что дышать в квартире стало решительно нечем. Видно было, что по дороге он падал, хорошо хоть снег не окончательно стаял, и куртка не испачкана в грязи, лишь вымокла. Она ни о чем мужа не спросила — бессмысленно. Уложила на диванчике, не в спальне — Алику все равно в таком состоянии где спать.

Как назло именно в этот день на работе бушевали страсти. От Ольги Ивановны, непосредственной начальницы Аллы, ушел муж. По версии самой Ольги Ивановны, ушел бесчеловечно: еще позавчера все было прекрасно и они вместе ездили в строительный магазин выбирать обои для кухни — Алла тяжело вздохнула, она покупала обои исключительно сама, — а вчера начальница убирала мужнин костюм на место и обнаружила на пиджаке длинный рыжий волос. На законный вопрос о происхождении волоса супруг, не меняясь в лице, бестактно ответил, что полюбил другую женщину и собирается к ней переехать. После чего вытащил из шкафа чемодан, покидал туда носки-рубашки и немедленно освободил квартиру от своего присутствия. Демисезонные куртки, шарфы, шляпы, а также многочисленные свитера остались в кладовке, равно как и почти новые итальянские ботинки.

— Ушел к какой-то крашеной суке, — рыдала Ольга Ивановна, катаясь по столу головой со свалявшимися жиденькими кудерьками. Не только из глаз, но также из носа начальницы обильно выделялась жидкость. Выглядело это отвратительно. Тем не менее, пересилив природную брезгливость, Алла положила тонкую кисть с ухоженными, но не накрашенными ногтями на ее трясущееся плечо, затянутое вульгарной «ангоркой», размера на два меньше требуемого.

— Перестань, Ольга! Никуда он не денется, перебесится и вернется. Специально не все вещи забрал. Если бы всерьез собирался, то и куртки бы упаковал заранее. Наверняка ты наговорила лишнего, он вспылил. В таких случаях нельзя показывать, что что-то заметила. Со временем самая неземная любовь сама собой рассасывается. А ты бы знала, да помалкивала. Притерпелась бы.

— Как это безжалостно, как несправедливо! — продолжала убиваться деморализованная начальница.

— Ты хочешь справедливости от эмоции, что несправедлива по сути, — поглаживала высочайшее плечо Алла. — Любовь — это предпочтение одного всем прочим, то есть несправедливость уже изначально заложена.

Как любая мысль Аллы, эта также несла в себе давно известное и очевидное, как Волга, навязчиво впадающая все в то же Каспийское море. Но все же, все же некоторым удается разглядеть на грубой схеме географической карты желтовато-зеленую речную воду, в ней — рыбок с красными плавниками, крупные валуны на песчаном дне, даже почувствовать легкий запах йода от водорослей, оставленных приливом на пологом берегу.