Наталья Солей - Ход Корбюзье, или Шерше бlя femme

– И он бы не стал, если бы не Уоррен.

– А наши не стали бы и с двумя Уорренами. Ну, жена, секретари, но сами – не представляю себе. И мысли у него, чтобы люди в музеи начали ходить, а не только в футбол играть. Да уж! Дистанция огромного размера. Все бедные бедствуют одинаково, зато богатые богаты по-разному. И еще – ты заметил? Ни одного охранника!

– Я думаю, у него есть отдельная программа безопасности, ни с какими телохранителями не сравнится.

– Скорее всего, именно так. А здорово, сидишь вот так и говоришь: «Хочу в Эрмитаж, зал номер пять, а теперь тот же номер в Лувре, а теперь Эль Греко мне, пожалуйста, в хронологическом порядке». Мне бы такое в академии! Мечта двоечника. И так каждый день. Потрясающе!

– А ванная самая обыкновенная, все как у людей: джакузи, душевая, полотенца, вода льется, когда кран открываешь, – правда, можно установить любую температуру. Очень удобно.

– Да уж, здесь все удобно. Пойду и я посмотрю, насколько обычная ванная, а потом поизучаем «Корбис». Есть чем заняться до вечеринки. Вот я теперь действительно поняла выражение, которое мне казалось совершенно жутким, – «машина для жилья». А машина-то комфортабельная до невозможности!

Володя подошел сзади и обнял жену.

– До чего же ты у меня деловая, увлекающаяся и совершенно неромантичная натура. Я тебе – и так и этак. Давай займемся… посмотри, какая ванная, а она мне про «Корбис». Это же просто ужас какой-то. Живу как в библиотеке.

– Ты балда! – засмеялась Аня. – Иначе же не будет эффекта неожиданности. – Ловко извернувшись, она со смехом обняла его. В общем, поближе познакомиться с программой «Корбис» им в этот день так и не удалось.

Уже вечером, перелетая Америку в обратном направлении, переполненные впечатлениями, они обсуждали с Уорреном все увиденное за день и вернулись к теме подлинников, «живых» картин. Аня и Володя с жаром говорили Уоррену об их ценности и несовместимости с увиденной «машиной для жилья».

– Напрасно вы так думаете. Билл большой ценитель искусства. У него, конечно, есть подлинники, но, как всякий коллекционер, он не выставляет свои сокровища напоказ. Я, например, большой поклонник Корбюзье, и у меня есть его работы, но я, конечно, не повешу их на яхте или в местах, где бывает большое скопление людей. Для коллекционера общение с подлинником – дело весьма интимное.

– У вас есть работы Корбюзье? – переспросил Шапошников. – А ведь Аня…

– Володя, не надо. Зачем? – чувствуя неловкость, оборвала его жена.

– Что такое? Вы хотели сказать что-то сенсационное, – оживился Уоррен.

– Никакой сенсации. Все в прошлом, – отозвалась художница.

– Нет, Володя, начали, так договаривайте.

– Аня не любит, когда я об этом кому-нибудь говорю. На то есть свои причины. Извини, Ань, действительно, раз уж начал… Она правнучка Корбюзье.

– В самом деле? Неужели? Я до недавнего времени думал, что великий архитектор был великим аскетом, а тут выясняется, что у него были дети, и, оказывается, уже много.

– В каком смысле много? Вы знаете еще кого-то? – насторожилась Аня.

– Лично, к сожалению, незнаком, но скажу вам по секрету, что буквально полгода назад сделал грандиозное, на мой взгляд, приобретение. Через «Сотби» приобрел у правнука великого архитектора переписку с его женой из России…

По лицам Шапошниковых Уоррен понял, что по-настоящему сенсационную новость сообщил им именно он.

– Этот молодой человек тоже русский, – стал говорить коллекционер уже не очень уверенно. – Так вы его не знаете? А как вашу прабабушку звали? – спросил он совсем упавшим голосом.

– Ольга.

Повисла пауза. Уоррен долго и пристально смотрел на Аню, потом на Шапошникова, затем опять на Аню.

– Вот и разгадка, – наконец проговорил он. – Вот почему он не хотел огласки, попросил не упоминать его имя в прессе. А я-то все не мог понять, как правнук такого великого человека может продавать семейную реликвию, даже и за очень большие деньги. Даже обидно было за маэстро, а оказывается…

– Просто он продавал письма не своего прадеда и не свою семейную реликвию, – грустно сказала Аня. – Ну вот и нашлись письма. Радует, что они все-таки в надежных руках, у настоящего коллекционера. Хорошо, что не пропали, – мужественно заключила она.

– Не пропали, – как бы подтвердил Уоррен. – А вы мне можете рассказать, как так получилось, что письма оказались в чужих руках и без вашего ведома попали на аукцион?

– Я расскажу, – взял инициативу в свои руки Владимир. – Ане неприятно вспоминать эту историю. – И он поведал Уоррену все, что произошло в Москве больше года назад.