Наталья Солей: Ход Корбюзье, или Шерше бlя femme

Помня, что в общении с Троцкой проще согласиться, чем объяснить, как не хочется этого делать, Саша сдалась. Однако соседний столик не унимался, тут же сказали, что к вину необходима закуска, что надо заказать хотя бы салат, ну, на крайний случай – десерт. Здесь удивительное тирамису. Такого тирамису нигде в Москве не найдешь.

Торг шел минут пять. За это время Троцкая оповестила новых знакомых, что она известная журналистка, писательница, актриса и жительница Парижа. И что она не какая-нибудь там девушка, зарабатывающая своим телом, каких они привыкли видеть в «Галерее». Она мыслящая блондинка.

За соседним столиком стали объяснять, что они сюда совсем не за телами ходят. У них совсем другие задачи. И кстати сказать, здесь приличное место, да и вообще – порядочностью может похвалиться не только парижанка, московские барышни тоже не все подряд стоят вдоль Ленинградского проспекта.

Когда принесли тирамису и вино, оба столика уже многое выяснили друг о друге. Татьяна вкратце сообщила, что она очень популярна во Франции, снималась в кино и на обложки журналов и что ее постеры висели в парижском метро, а в ближайшее время ее слава накроет и всю Россию.

Кроме того, она тут же успела докопаться и до того, чем занимаются соседи. Выяснила, что Андрей Павлов – банкир. Правда, Саша Сиваков и Сева Мильман о роде своей деятельности ей не сообщили. Но зато общительный Паша Отвагин оказался каким-то очень серьезным то ли продюсером, то ли инвестором в области шоу-бизнеса или кино, а может, и того и другого, вместе взятого.

Это Татьяне было уже интересно. Она тут же заявила, что тоже очень успешно занимается продюсированием, причем как в России, так и во Франции, а к концу десерта взяла у всех четверых друзей номера телефонов. После этого она сообщила Саше, что они все-таки сумели очень продуктивно поработать, и заторопилась.

– У меня же здесь сегодня еще ужин с Дусей Кошак и Лерой Мангой. Надо уже начинать пиарить нашу книгу.

– Это важно, конечно. Я так понимаю, что основную часть нашей совместной работы мы сегодня и провели? – с издевкой спросила Алябьева.

– Давайте еще завтра встретимся, – сказала Татьяна, вставая из-за столика. Ее уже явно заботила новая встреча – с телевизионными звездами.

– Нам и сегодняшней беседы по ноздри хватит – на две книги. Я подожду счет.

– Да что за глупости! Какой счет? Они за все заплатят. Пойдем скорее отсюда! – И Троцкая обратилась к новым знакомым, которые опять как-то отвлеклись от ее красоты: – Мы торопимся. Была необычайно рада познакомиться. До связи. Я обязательно позвоню.

«Лучше действительно скорее уйти, – подумала Саша. – В конце концов, если люди позволяют, чтобы их использовали, значит, им так нравится. Теперь Троцкая возьмет их в разработку. Ну да это их проблемы, хотят нарваться на неприятности – нарвутся. Мешать не буду. Как говорят англичане, в Риме надо быть римлянином, – и это правильно».

Вслух она лишь обронила, что было на редкость приятно познакомиться со всеми собравшимися.

«Лучше бы я этого не пробовал, – сокрушенно подумал про себя Владимир, пригубив бокал с шампанским, в котором плавал кусочек ананаса. – Вот точно, чтобы избежать разочарований, не надо поддаваться иллюзиям. А ведь как звучит: „Ананасы в шампанском“! На деле же ничего особенного».

Он огляделся, куда бы пристроить недопитый бокал. «Шампанское надо бы в лилии…» Но это было бы очень уж экстравагантно.

По случаю оригинальности напитка были закуплены фужеры конусовидной формы, те самые, которые когда-то придумала маркиза де Помпадур. Она была уверена, что эти бокалы напоминают форму ее груди. О маркизе и ее бюсте все давно забыли, а вот для «ананасов в шампанском» емкости подошли в самый раз.

«Все-таки редкая гадость получилась. Вкуснее было бы – „клубника в шампанском“! Но нет, такое уже было и навело бы всех на очень уж фривольные ассоциации», – вздохнул про себя Владимир, разглядывая вполне довольные лица тусующейся публики, которая оживленно болтала и угощалась омарами, жареными рябчиками, стерлядью из Шексны и тарталетками с паюсной икрой.

Все названия блюд были собраны из стихов любимого Шапошниковым поэта Игоря Северянина. Все, как хотел великий выдумщик Серебряного века, – ананасы в шампанском, мороженое из сирени и фисташек, взбитые сливки с тертыми каштанами, фиалковый ликер, шабли в кувшинах.

Гений Игорь Северянин любил слова: фешенебельный, комфортабельный, пикантный… Вся жизнь – в веерах, шампанском, ресторанах, бриллиантах. И весь он в каждом своем слове такой остроумный, кокетливо-пикантный, жеманный, жантильный, весь пропитанный воздухом бара, журфикса, кабаре, скетинг-ринка… Даже стул он называл не стулом, а плиантом, «молнию» – эклером, а русскую народную песню озаглавил Chanson Russe. А теперь радио такое есть… Фиоль, шале, буше, офлёрить, эксцессерка, грезёрка, сюрпризёрка… Сколько новых слов! Но больше всего Владимира забавляло, что Северянин придумал слово «бездарь». И как до него жили без этого слова! Представить невозможно.