Грэм Джойс - Курение мака

В команде должно быть трое-четверо игроков, и наша подбиралась на скорую руку в самом начале всей этой затеи.

Довольно часто мы выигрывали, но иногда давали отыграться и нашим соперникам. Среди других участников были задиристые преподаватели из колледжа, которые сердито перешептывались у камелька, компания симпатичных лесбиянок и кучка инженеров, больших любителей по части пива. Все мы давно перезнакомились между собой; но каждый вторник состязание проходило по-разному. Впрочем, как я уже сказал, в игре предусмотрены двадцатиминутные паузы, когда мы волей-неволей вынуждены коротать время в пустой болтовне, а Мик Уильямс всегда начинает беседу с вопроса, как у меня выдался сегодняшний денек.

– Ну, Дэнни, как у тебя выдался сегодняшний денек?

– Да неплохо.

Я всегда так отвечаю, а потом перевожу разговор на Симпатичных Лесбиянок или на Любителей Очага – не затем, чтобы не касаться личного, а чтобы не трепаться на отвлеченные темы. В любом случае вряд ли я вздумаю доводить до сведения Мика, что сегодня моей бывшей жене в мой бывший дом позвонили из Министерства иностранных дел сообщить, что наша дочь арестована в городе Чиангмай [1]за контрабанду наркотиков и что, по всей вероятности, ей грозит смертная казнь. Я не собирался обрушивать эту новость на головы всей нашей честной компании. К тому же Мику Уильямсу даже не было известно, есть ли у меня дочь или, если на то пошло, сын, о котором я тоже ни разу не упоминал.

Обычно Мик Уильямс, проворчав что-то в ответ, отхлебывает глоток темного пива и, повернувшись к Иззи, задает ей тот же вопрос. Будучи не намного словоохотливей, чем я, Иззи, однако, способна голыми руками удержать кастрюлю с кипятком, пока не начнется второй тур. Но в тот вечер Мик пребывал в каком-то ином настроении, и, вместо того чтобы перебраться к Иззи, он слизнул густую пену с верхней губы и взглянул на меня:

– Неплохо? Знаешь, Дэн, три года кряду все у тебя «неплохо». Не надоело?

Иззи фыркнула и допила свой джин с тоником. Я ответил коротким смешком, но Мик не улыбался.

– Я не шучу, – сказал он. – Три года я тебя спрашиваю, какой у тебя выдался денек, и три года ты отвечаешь мне одно и то же. Я рассказываю тебе о своей жизни. Иззи рассказывает нам о своей. Но ты… ты никогда ничем не делишься.

Он наклонился ко мне, пригнув бычью шею над столом с пустыми стаканами. На лбу у него подрагивала жилка. Улыбка у меня на губах застыла.

– Ты скупец, – сказал он. – Скряга. Слова от тебя не дождешься.

Я взглянул на Иззи, ожидая от нее поддержки, но она, по-видимому, была на его стороне.

– Молодец! – отчеканила она своим звонким голосом. – Выведи его на чистую воду.

И тут я взорвался. Больше всего меня задело последнее замечание Иззи. Старая подслеповатая дева, с внушительным бюстом и волосами, собранными в пучок, Иззи читала лекции в городском университете. Нейлоновый анорак, твидовая юбка, шерстяные чулки. Каким образом она совмещала все это с академической карьерой, было загадкой и для Мика, и для меня. По вторникам она неизменно появлялась к началу игры слегка под хмельком и после нескольких порций джина к тому времени, когда наставала пора уходить, успевала порядочно перебрать. Я мог бы сказать что-нибудь ехидное по поводу ее пристрастия к джину, но промолчал.

– Еще по одной?

– Нет, – сказал Мик, выхватывая стаканы у меня из рук. – Это раунд нашей Иззи. А ты так легко не выкрутишься.

Иззи уловила намек, и, после того как она ушла в бар, Мик придвинул свой нос прямо к моему и объявил:

– Слушай, у тебя на лбу…

– Что?

Он приткнулся так близко, что я ощущал на своем лице теплый воздух из его раздувающихся ноздрей. Он постучал пальцем между бровями, точно над переносицей.

– Глубокие морщины у тебя на лбу. Вот что. Ты озабочен до смерти. А теперь позволь мне спросить: каким у тебя выдался сегодняшний день?

Я смутился. Лицо Мика, увенчанное растрепанными белокурыми локонами, которые подходили скорее херувиму, чем любителю «боев без правил», маячило настолько близко, что расплывалось у меня в глазах. Его светлые голубые глаза смотрели не мигая. Я мог бы выпалить все разом – и про Чарли, и про Чиангмай, и про МИД. Но я даже не был уверен, симпатичен ли мне Мик Уильямс, не говоря уж о том, что мне совсем не улыбалась перспектива выкладывать перед ним обстоятельства моей жизни. Если уж на то пошло, я знал о нем не больше, чем он обо мне, хотя он и любил поболтать, – в отличие от меня.

Торговец переспелыми фруктами и овощами на Лестерском рынке, он был бахвалом и задирой, но за его светлыми ресницами, вечно красным лицом и прищуренными глазками скрывался живой, проницательный ум. По четвергам мы с ним играли в бильярд, хотя я не считал его своим другом – слишком он был шумлив и бесцеремонен.