Грэм Джойс - Правда жизни

– Не вешай носа! – сказал Фрэнку Уильям, только что заехавший к ним со своими овощами.

Он повернулся к Кэсси и сказал:

– Не переживай за него: он там этим привидениям покажет – сразу окочурятся!

От его слов Кэсси только заплакала громче.

– Хватит, – сказала Марта. – Всего-то через три улицы от нас.

Она немного преуменьшила – Гордон посчитал, что ехать достаточно далеко, выкатил по этому случаю свой «седан» восьмой серии, сделанный в Ковентри, и оставил его урчать у парадных ворот в ожидании Фрэнка. Бережливый Гордон большую часть года держал автомобиль в гараже и только в особые дни да по праздникам выезжал на нем. Фрэнк ехал в свое новое пристанище, понимая, какая честь ему выпала. Гордон вел машину медленно, осторожно, просчитывая каждый миллиметр пути.

Если говорить только о жилой площади, то Гордон и Аида всегда были лучше других готовы принять Фрэнка. Их оштукатуренный каменной крошкой мрачный дом с шиферной крышей на Бинлироуд, стоявший чуть поодаль от дороги и почти закрытый елями, можно было даже назвать роскошным Когда автомобиль бесшумно подкатывал к дому, Аида уже ждала на пороге. Руки ее были сомкнуты под подбородком, губы безмолвно двигались, как будто она собиралась загадать три загадки: отгадаете – впущу.

Гордон оставил Фрэнка в автомобиле, сам вышел и открыл ему дверь, как юному принцу. Потом взял его чемодан и изящно понес к дому. Улыбка, обнажавшая ротовое отверстие и выставлявшая напоказ десны, не покидала его лица.

– При-и-и-и-ибыли, миссис! – наконец отрапортовал он. – Вот и наш мальчик!

Аида едва заметно качнула головой, прижала ладонь правой руки к груди, как очень важная персона, и нараспев произнесла:

– Добро пожаловать, Фрэнк, в наш дом.

Какими бы соображениями ни руководствовалась Аида, предложив Фрэнку свое гостеприимство, – а в желчных словах Олив была доля истины, – она была рада его приезду и чувствовала необычное волнение, как и Гордон. Нельзя сказать, что они никогда не имели дела с маленькими детьми. Юность Аиды была заполнена возней с младшими братьями и сестрами, но она давно уже забыла, как это делается. Гордон был в семье единственным ребенком и унаследовал достаточно денег, чтобы начать жить с Аидой в этом добротном доме. Здесь, на Бинли-ро-уд, Фрэнку предстояло кое-что узнать о достатке, начиная с того, что Аида твердо решила дать Фрэнку все самое лучшее – во всяком случае, по сравнению с другими сестрами.

Сначала ему показали комнату. Комната была прекрасная. Как до нее Эвелин и Ина, Аида постаралась. Как и там, благодаря ее стараниям на стене висела фотография футбольной команды. Она была не такой ветхозаветной, как та, что до сих пор украшала дом сестер-близнецов. Перед камерой, заснявшей их совсем недавно, во весь рот улыбались краснощекие игроки футбольного клуба Ковентри. Кроме того, к стене была приколота розетка небесно-голубого цвета – Гордон пообещал, что как-нибудь они сходят на матч, тогда-то и пригодится розетка. А на шкафу, на самом верху, застыл настоящий новенький мяч – надутый и зашнурованный. Были заготовлены и другие мальчишеские атрибуты: с потолка свисала модель самолета, в стеклянном корпусе стоял кораблик. Отличные вещи для мальчишки, да только Фрэнк подозревал, что вряд ли ему позволят к ним прикасаться.

Его предчувствие подтвердилось уже тогда, когда Аида показывала ему книжный шкаф, заполненный ни разу не открытыми учебниками и справочниками. Аида сказала, что эти книги приготовлены специально для него, они пригодятся для каких-то, как она выразилась, «занятий», он всегда сможет в них заглянуть, но сначала нужно будет вымыть руки. В Рэвенскрейге все было наоборот. Перегрин Фик говорил ему, что книга – это лишь предмет потребления, ценность которого невысока, а ценные идеи, которые можно из книги вычитать, сами по себе в ней не пребывают. Фик доказывал, что идеи, изложенные в книге, и сама книга – это не одно и то же, растопив однажды камин страницами, вырванными из «Капитала», лучшей книги всех времен, по мнению, кажется, всех жителей Рэвенскрейга. Фрэнк смотрел на блестящие корешки книг, стоящих на полке в его новой комнате, и впервые подумал, что Аида, наверное, не во всем сошлась бы во мнениях с Перегрином Фиком.

Чай подали на полированный стол, покрытый накрахмаленной скатертью и уставленный столовым серебром и посудой из такого тонкого фарфора, что Фрэнк боялся разнести ее на маленькие осколки, когда начнет орудовать серебряной вилкой. На первое был суп. Аида показала ему, как нужно наклонять супницу – от себя, а не к себе. На второе ели рыбу, и тут Фрэнк впервые в жизни взял в руки плоский нож для удаления костей. На десерт подали маленький персик. Фрэнк усвоил, что чистить его не нужно, но полагается, не убирая с тарелки, разделить на четвертинки.