Грэм Джойс - Правда жизни

– Ну да, нормально, – согласился Бернард. – Но тебе-то самому нравится?

И снова он под прицелом пристальных глаз. На него хотели взвалить непосильную ношу. И он просто пожал плечами.

У Марты рядом с каминной решеткой всегда лежало наготове несколько лучинок. Она взяла одну, подожгла от огня и поднесла к трубке. Лишь как следует раскурив ее, она посадила на колени одну из дочек-близнецов Юны. Она радовалась, глядя на прежнюю веселую Юну. И хотя из-за двойняшек хлопот было невпроворот, Юна снова все успевала. Марта всегда пеклась и о детях, и о внуках, и никогда о себе. Пожаловаться ей было на что: артрит, ревматизм, прострелы, разбухшие вены, расшалившаяся щитовидка (и это было только начало списка), – но заботило ее лишь благополучие того или иного из ее чад. У сосуда благополучия, видимо, было свое дно, а пили из него неровными глотками. Подчиняясь материнскому инстинкту, она при любой возможности старалась сгладить это неравенство, вмешиваясь в дела детей, помогая им, а то и прибегая к хитрости. Юна вернулась в свою колею, и теперь, когда о ней можно было больше не тревожиться, сердце Марты болело уже о другой ее кровинке.

Сейчас ей не давал покоя тот разлад между Олив и Уильямом, что день ото дня все усиливался, и она лишь вполуха слушала трескотню Юны.

– Видишь ли, это все Госздравслужба со своими новыми правилами, – говорила Юна, стойко отбиваясь от поползновений своей собственной дочери получить очередную порцию кормежки, в то время как ее сестренка щурилась сквозь синее облако табачного дыма. – Гигиена там, стерильность, дезинфицировать все надо. Ну и вот. Не дают ей разрешения, или как там это называется. Не выполняет, мол, требований. В общем, я ее такой расстроенной еще ни разу не видела.

– Ох, прикончит это ее. Бедняжка. Жалко старушку. Она ведь этим только и жила.

– Да, сорок лет повитухой. Может, пару раз за год не удавались у Энни-Тряпичницы роды – не больше. Всего два случая в год. Поспорить готова – другой такой повивальной бабки не сыщешь. И мне она очень помогла, мам.

– Бедняжка. Хоть что-нибудь сделать можно?

– Да вот – разрешение нужно. Не обязательно на государство работать, но требуется лицензия.

– А кому какое дело – вдруг тебе или соседке твоей понадобилось снова ее позвать?

– Это, мама, будет нарушением закона. Будет считаться, что она не соблюла правила.

Задумчиво попыхивая трубкой, Марта пересадила ребенка с левой руки на правую.

– У нее, конечно, не все дома, это факт. Но ты права: во всем графстве лучше акушерки нету.

– Так мало того, она и другой приработок потеряла. Она ж приходила убираться в церкви и в администрации. Ну и вот, из церкви что-то пропало, и хоть напрямую никто никого не обвиняет – ты же знаешь нового викария из Святого Матфея, еще тот жук, – но кое-кому шепнули, вот ее и с этой работенки поперли.

– Да Энни-Тряпичница в жизни чужого не возьмет!

– Вот и я говорю. А они решили, что она в маразм впала.

– Да не впадала она ни в какой маразм! Она всю жизнь такая. И на что же теперь бедняжка будет жить?

Но вопрос остался без ответа – на пороге появилась еще одна дочь.

– Привет, – мрачно поздоровалась Олив.

– Та-ак! – ответила Марта. – Чего с таким постным лицом?

– Сказала же – не приходи больше. Это был первый и последний раз.

– Зачем тогда в дом впустила? – спросил Уильям, утрамбовывая сигарету о пачку, прикурил и, стараясь скрыть волнение, откинулся в кресле, положив ногу на ногу.

Рита стояла спиной к окну, скрестив на груди руки.

– Я себе пообещала: не повторится это. После того, как ты так сбежал тогда.

– Извини. Я просто…

Рита моргнула:

– Уходи, прошу тебя. Так надо, пойми.

– Рита, я только о тебе и думаю.

– Слышать не хочу.

– Ничего не могу с собой поделать. Засыпаю – тебя вижу, просыпаюсь – ты передо мной. И на работе ты у меня из головы не идешь. Курю – на пальцах твой запах.

– Вот грязный тип!

– Рита, это мучение какое-то. Поверь, никакого кайфа. Я раньше про парней, что на сторону ходят, думал – вот, развлекаются себе. Теперь знаю, каково оно.

– А мне-то каково, как ты думаешь, мистер Муж и Отец? Сейчас я тебе кое-что расскажу – забудешь ко мне дорогу. Мне казалось, я, наконец, перестану Арчи вспоминать. Думала, переболею и вообще про мужиков забуду. Мысли даже отгоняла. А тут ты – мрачный такой, смотришь на меня во все свои карие песьи глазища – да, да, – и я снова как с цепи сорвалась. Как-то вечером пошла на улицу и сказала себе: «Ну, Рита, попотеешь ты сегодня, будь что будет!» Нашла себе мужичка поприличнее и пошла с ним в темную аллею – за развалинами собора. А все из-за тебя. Ну что, доволен? Мистер Всезнайка. Вот так, и не надо мне рассказывать – не сладко, мол, ему. У меня тоже жизнь – не малина.