Луиджи Малерба - Итака навсегда

Никогда еще, как сейчас, когда Телемах вернулся на Итаку, я так не мечтала о возвращении Одиссея и о его мести ненасытным женихам, которые каждый день режут быков и свиней, так что дым от мяса, жарящегося на вертелах, поднимается до самого неба, а запасы вина в наших погребах и вовсе подходят к концу.

Мое отвращение к Антиною, который, судя по всему, избран главным претендентом на мою руку, объясняется не его внешним видом — надо признать, он хорош собой, — а его наглыми и злобными выходками. Как-то ночью я проснулась от шума, долетавшего снизу; подкравшись на цыпочках к лестнице и глянув вниз, я увидела, как он, пьяный и совершенно голый, пляшет посреди большого зала, а все остальные хлопают в ладоши. Пляшущий голый мужчина -отвратительное зрелище.

Я попросил Телемаха сделать так, чтобы моя встреча с Пенелопой состоялась не при женихах, а после захода солнца, когда все они вместе с голыми рабынями в масках отправятся на праздник бога Диониса, который устраивают при луне в заброшенной палестре. Кто знает, какие мысли пришли бы в голову женихам, если бы им стало известно, что какой-то жалкий нищий удостоился беседы с царицей. Уже одно то, что Телемах вернулся, их очень обеспокоило, и когда он появился в большом зале, они встретили его холодно, почти как чужака, о чем-то стали переговариваться и обмениваться многозначительными взглядами.

Но была и другая причина моей просьбы: я надеялся, что в слабом свете лампад меня труднее будет узнать. И хоть я напялил отрепья нищего и мне — еще не старому — удавалось прикидываться глубоким стариком, я боялся, что Пенелопа узнает меня или у нее возникнет какое-то подозрение. У женщин вообще глаз наметанный, но когда перед ними мужчина — старый или молодой, богатый или бедный, — они видят его насквозь и даже читают в его сердце. Женщины существа опасные, а Пенелопа, несмотря на кажущееся простодушие, еще опаснее других.

К сожалению, произошел случай, из-за которого пошли прахом все мои намерения молча сносить любые унижения, лишь бы ни у кого не возникло подозрений относительно того, кто я в действительности. Попрошайка по имени Ир, клянчащий милостыню на дорогах и в предместьях города, каким-то образом заполучил право побираться и во дворце. Увидев мою суму, набитую объедками со стола женихов, он решил, что его авторитет главного нищего Итаки подорван.

— Пошел вон, грязный старик, — крикнул он, увидев меня сидящим на пороге дворца, — не то я вытащу тебя отсюда за ноги! В этом месте с разрешения моих щедрых покровителей имею право находиться только я.

— Злеешь, под портиком, мы могли бы сидеть оба, не мешая друг другу, — возразил я ему, — но тебе, видно, не терпится, чтобы я отделал тебя как следует, жалкая тварь, не гляди, что я старик по сравнению с тобой.

Женихи, уже в масках в честь бога Диониса, стали науськивать нас друг на друга, надеясь увидеть бесплатное представление; они были уверены, что Ир легко со мной справится.

Почувствовав поддержку женихов, он стал осыпать меня новыми оскорблениями, не предполагая, что под рубищем нищего скрывается настоящий Одиссей.

— Да я тебя сейчас изобью до смерти, — вопил обнаглевший Ир, — вышибу тебе все зубы! Я моложе и сильнее тебя, попробуй ударь, раз ты такой храбрый, посмотришь, что будет.

В предвкушении спектакля больше всех оживился Антиной.

— Сейчас мы увидим редкое зрелище, — сказал он громко, чтобы слышали остальные. — Зрелище, которое не смогут показать нам даже мимы в театре.

Привлеченные его словами женихи стали в круг и начали подстрекать нас к драке.

Ир принял бойцовскую позу, а я, подойдя к нему, сбросил с себя свои лохмотья. В первую минуту он испугался, увидев, что я крепок и мускулист, но его жалкий умишко не способен был оценить это по достоинству. Он сделал шаг вперед и ударил меня кулаком в плечо. В ответ я нанес ему внезапный удар в челюсть, да так, что кости у него хрустнули и изо рта потекла кровь. Ир рухнул на пол, стеная и дрыгая ногами, к тому же он сильно прикусил зубами язык. Я взял его за ноги и выволок наружу, а женихи, удивленно и весело смеясь, захлопали в ладоши. Бросив его у порога, я сунул ему в руку посох и сказал на прощанье:

— Ступай сторожить дворец, отгоняй от него бездомных псов!

Разве мог я снести такие оскорбления и позволить какому-то попрошайке выгнать меня из дворца? Он хотел вышвырнуть меня на улицу, но это нарушило бы мои с Телемахом планы. Женихи убедились, что я не так слаб, как казалось с виду, но это их не тревожило, им не приходило в голову, что мое присутствие может помешать их вольготной жизни. К тому же я их развлек, сокрушив одним ударом своего соперника, присутствие которого им и самим, как видно, надоело.