Андрей Столяров - Личная терапия

– Короче, я делаю тебе официальное предложение, – говорит Геля.

Конечно, она излагает это несколько иными словами, гораздо менее связно – используя довольно неуклюжие лексические обороты. Однако, надо признаться, я все равно до некоторой степени ошеломлен. Причем, ошеломлен я даже не самим предложением, которое Геля высказывает с такой непосредственной прямотой, сколько тем, как она суммировала наши прежние разговоры. То есть, ничего подобного я ей, разумеется, не говорил. Геля, видимо, просто услышала то, что хотела услышать. Это обычная трудность любого целенаправленного общения: человек воспринимает лишь то, к чему он внутренне подготовлен. И если уж вы действительно собираетесь донести до собеседника некое содержание, вы обязаны опираться на темы, которые ему близки и знакомы. Так что определенным образом у меня это все же присутствовало, и ничего удивительного, что Геля восприняла, в основном, именно эту часть сказанного. Она наиболее соответствовала ее внутреннему состоянию. Меня поразило другое. Меня поразило, как Геля сумела выделить в хаосе наших бесед разобщенные смыслы – сопоставить их, найти нечто общее, синтезировать, переведя в связное концептуализированное высказывание. Далеко не каждый сотрудник нашего института был бы на это способен. Для меня это – чрезвычайно важный психологический показатель. Он свидетельствует о том, что началось реальное выздоровление. Пробит некий барьер. Отупляющее уныние сменяется интересом к жизни. Геля перестала барахтаться в трясине отчаяния, где она еще недавно захлебывалась, и нащупала какие-то кочки, по которым можно двигаться дальше. Эта дорога, разумеется, еще не слишком надежна. Еще существует опасность, сделав неверный шаг, сорваться обратно в трясину. Но по крайней мере Геля знает теперь, как выкарабкиваться оттуда на твердую почву, и вероятность того, что она утонет, уже значительно меньше.

– Ты – молодец, – говорю я ей совершенно искренне.

А затем, тщательно подбирая слова, не торопясь, поглядывая Геле в глаза, которые, по-моему, даже чуть светятся от внимания, я объясняю, почему это все-таки невозможно.

Дело тут даже не в том океане времени, который нас разделяет. Хотя двадцать пять лет – это, между прочим, возраст целого поколения. За такой период меняется вся мировоззренческая парадигма. А ее трансформация, в свою очередь, порождает принципиально иной репертуар поведения. Говоря другими словами, мы по-разному будем оценивать базисные явления жизни. Есть вещи, которые вообще даются исключительно с возрастом. Например, умение не спотыкаться на мелочах, выстилающих путь общего существования, или умение не доводить обычные межличностные разногласия до разрушительного конфликта. В народе это умение, кстати, называется «мудростью», и она возникает, уж ты мне поверь, прочти исключительно с возрастом. Между прочим, у многих даже с возрастом не возникает. И поэтому браки, даже самые крепкие, разваливаются, казалось бы, из-за незначительных пустяков. В основе – как раз неумение понимать друг друга. Ты не видишь этой проблемы, потому что не видишь пока самого океана. Ты – на кромке воды. Ты еще ни разу не выходила в открытое море. Ты не можешь даже вообразить, какие там существуют опасности. А вот я океан этот уже в значительной степени переплыл, и поэтому хорошо представляю, чем он чреват. И, если уж совсем, откровенно, то даже это не главное. В конце концов, мировоззренческие парадигмы можно в какой-то мере согласовать. Во всяком случае они поддаются модификации. Я верю, что ты будешь над собой много работать, много читать, непрерывно осмысливать книги, которые еще придется подбирать для тебя специально. Нам ведь потребуется общее смысловое пространство. В противном случае будет просто не о чем говорить. Все общение будет сводиться к моему непрерывному монологу. А ты даже не представить себе не можешь, как я устаю от этой непрерывной монологичности. Она истощает меня просто как тропическая лихорадка. Все становится зыбким, бесплотным, не имеющим никакого значения. Слова вылетают, как мыльные пузыри, тут же лопаются, и – ничего, кроме мелких брызг, которые на глазах высыхают. Я верю, что все это преодолимо, что твое внутреннее «личное» время, будет идти гораздо быстрее времени «внешнего», то есть физического. Мы, в конце концов, окажемся в сопоставимых психологических координатах, и сумеем наладить общение, которое будет нас не разделять, а сближать. Шансов на это немного, но они все-таки есть. Прежде всего, потому что некоторая природная мудрость дана женщинам изначально. Мужчинам дано умение думать, а женщинам – умение понимать. Они делают выводы сразу же, без промежуточных логических операций. Повторяю, я всему этому в определенной степени верю. Однако есть одна трудность, преодолеть которую, на мой взгляд, действительно невозможно. Ты абсолютно правильно говоришь о любви как о неком объединяющем смысле, о том смысле, который рождает метафизическое единство всего человечества. Ладно, давай пока оставим в покое «все человечество». Нам достаточно и того, что он рождает единство мужчины и женщины. И вот тут как раз заключена главная трудность. По отношению ко «всему человечеству» любовь – бесплотна. Такой она предстает, например, в мировых религиях. «Бог есть любовь» – это, разумеется, идеал, а не плоть. А в отношениях между мужчиной и женщиной она уже обретает недвусмысленную конкретику. Она вырастает из той эротической ауры, которая, кстати, далеко не всегда возникает. Вот – здесь, здесь, именно здесь мы будем биться, как бабочки о стекло. Потому что в твоем возрастном измерении эротика ограничена пока сугубо количественными показателями: интенсивность, длительность, наверное частота, еще какие-нибудь аналогичные характеристики. Не обижайся, пожалуйста, у тебя она сводится почти исключительно к сексу. Впрочем, на сексе как на суррогате любви построена вся западная, то есть нынешняя «атлантическая» культура. Она вся пребывает в координатах «чувственного потребления». И ничего, как ты знаешь, существуют вполне успешно. Однако в моем возрастном измерении этого уже мало. Мне обязательно требуется еще и определенное качество отношений. Мне нужны обертоны, которые только и могут перевести секс в эротику, поднять обычную биологию к уровню истинно человеческих переживаний, превратить удовольствие в наслаждение, подобное наслаждению от искусства. В общем, я не смогу дать тебе почти ничего из того, чего хочешь ты, а ты – почти ничего из того, что мне уже, к сожалению, необходимо. И этот нарастающий диссонанс развалит саму основу любви.