Егор Радов - Якутия

- Оттуда мы попробуем доехать до Алдана. Оттуда. Ну, поехали в Нерюнгри?!

- Да хоть в жопу, - печально промолвил Софрон и взял свою сумку.

Они резко выехали, выстрелив из-под колес дорожной вязкой грязью. Головко вытащил бутылку вина и дал ее Софрону; тот зубами открыл пробку и сделал первый сладостный глоток.

- Вот наша бедная Россия, - сказал таксист, показав рукой неопределенно куда. - Грязь, унылость, леса, поля...

- Мы же в Якутии! - перебил его Софрон, булькнув вином.

- В Якутии?.. - изумленно проговорил таксист. - Какая ж это Якутия?! Это вообще-то Эвенкия, здесь эвенки были. Но мы их всех выгнали. Они теперь, гады, в лесах ходят и режут наших людей. И с якутами воюют. А мы держимся. Но мы им ничего не отдадим, во-как!

- А кто вы? - спросил Головко осторожно.

- Русские, конечно! Я вот как думаю: все - Русь!

- Это понятно... - начал Абрам.

- Нет! Все, что есть - Русь. И всех надо выпереть. Развели тут пиздоглазие...

- А евреи? - спросил Головко.

- А евреи меня не интересуют. Я - русский человек.

- А эвены? - спросил Софрон.

- Тьфу, - с омерзением произнес таксист.

- А как же Советская Депия? - спросил Абрам;

- Все - Русь, - повторил таксист и обиженно замолчал.

Они мчались по вопиюще неровному шоссе с большой скоростью; машина визжала, словно работающий на пределе старый механизм; никто не ехал ни впереди них, ни сзади; и таксист, как бывалый человек, крепко сжимал свой руль и безучастно смотрел вперед.

- Это Ленин, или Сталин, или Свердлов, или Горбачев сделал всю эту Депию, а на самом деле есть Россия и только Россия, и никаких тебе чучмеков и литовцев! - возмущенно выпалил таксист, повернув свою голову назад и посмотрев в глаза Жукаускасу, пьющему вино. - Были разные губернии, княжества, деревушки, селушки, а всего этого говна разнородного не должно быть. За что сражались? За нанайцев, что ли? Вот всему и крышка, вот всему и конец, вот и трубочка наступила. Еще Петруха Первый когда-то сказал: <���Еб вашу мать!> И построил Ленинград, нашу Пальмиру. А если всякая чучуна, всякая мордва, разная там хохлота, беларусня будет права качать, то что же будет-то?! Вот в Америке захотели краснорожие потребовать себе землицы, им сразу - хрясь! И никаких томагавков, никаких бесед. А у нас, значит, надо любую ненчуру уважать? Никогда; я верю, что Россия возродится! Надо их просто по шее, по морде, по почкам, по дыхалке - и все. Ничего; появится еще внушительная русская палица, которая разгромит ихнее у-шу. Воскреснет Иван и покажет свою мотню. Мы еще уничтожим это кощеево племя, разотрем ноженькой эту погань. Мы уже их выгнали из Чульма-на, из Нерюнгри. Я сам чульманец, в Нерюнгри все свихнулись немного на этой - хе-хе - русской идее, но я за Россию готов яйца отдать! Чульман переименуем в Ивановск, А Нерюнгри - в Андреевск. И все это будет Владитунгусская губерния. Или Нижневладитунгусская губерния. Но это еще обсудим, я-то считаю, что Чульман должен стать Николаевском, а есть мнение, что - Андреевском. Но это все неважно, главное их размочить, а они сильны, гниды. Алдан-то не отдают. Так, что, если у вас есть идея захватить Алдан, я с вами. Чтоб везде Русь была! Потому что мир - это Русь, и любовь - это Русь, и хлеб - это Русь, и песня - это Русь, и Бог - это Русь, и я - Русь. И без меня Русь не наполнена, не целиком, не вся. Я - часть, я - даль, я слаб, я смог! Во мне Русью пахнет, в конце концов! Потому что все это - правда, и все это - истина, наше дело - самое наиправейшее, и кривду мы захуячим. С тех пор как Владимирское солнышко встало над большим небом, с тех пор как течет Волга и плещется Селигер, с тех пор как рыщет медведь и работает радио, и до последней битвы с мировой Чучмечью мы будем сражаться за каждую букву твою, о, Русь, доченька моя, цуценька, ладушки. И кто не с нами, тот дурак, а кто дурак, тот козел, а кто козел, тот осел. Понятны вам речи мои, или плохо доходит?!

- Нормально, - надменно сказал Головко.

- Вот и матрешка! - обрадованно воскликнул шофер и снизил скорость.

Абрам Головко подмигнул Софрону Жукаускасу и шепнул:

- А ну-ка дай-ка мне бутылочку, я тоже хочу выпить. Софрон обиженно посмотрел на этикетку и протянул бутылку Головко. Тот вставил ее в рот, наклонил и одним булькающим глотком допил почти все, что было.

- Оставьте мне! - пискнул Жукаускас.

- Ха-ха! - засмеялся Абрам. - Не волнуйся, у меня еще есть. Понял, с кем едешь! Что бы ты без меня делал!

- Вы... - сказал Софрон. - Вы - мой настоящий друг.

- А вот и уголь! - рявкнул таксист, показывая рукой налево.