Сергей Герасимов - Шаги за спиной

– Что помочь, дедушка? – спросила она.

– Сейчас, подойду, покажу.

Двадцать минут туда, столько же обратно, пускай час, – думала она. Час это много или мало? Единственный раз пойти и сходить. Вернуть время на столько лет назад. На сколько? Отец и мать были вместе; Мызрик был вечно кричащим красным комком в пеленках (Господи, как он кричал), а баба Клава была мудрой женщиной – только перед самым концом начала глупеть. Все-таки она до конца прожила свою жизнь.

Она подняла глаза к небу – быстрая темнота накатывалась волной.

– Дедушка…

Дедушка схватил ее за подмышки и стал валить на траву.

Вначале она не поняла, потом стала вырываться.

– Дедушка, вы с ума сошли! Это ж не в вашем возрасте!

– У меня получится, получится, не бойся, – приговаривал черный старичок, – с другими не получалось, а с тобой получится. Ты на меня влияешь! Посмотри –

Он начал расстегивать штаны.

Тамара бросилась к своей сумочке и достала нож.

Дедушка остановился; с его губ капала слюна.

– Ну что тебе стоит, – сказал он, – у меня же получится.

Тамара протянула нож как можно дальше вперед.

– Ты меня будешь убивать?

– Да, – сказала Тамара.

– А я тогда уеду и брошу тебя здесь. Здесь людей нет; здесь тебя волки сьедят. Давай жить вместе – я скоро помру, а тебе хату оставлю. Ты потом молодого заведешь, детей народишь. Ну давай!

– Уезжай, дедушка, уезжай, – сказала Тамара, – ты молодец, у тебя бы получилось, я видела.

– Волков не боишься?

– Люди страшнее.

Она никогда не видела живого волка, хотя слышала рассказы о них, о том, как гибли люди, особенно в одиночку, особенно, поздней осенью. Летом волки не страшны, наверное.

Черный старичок сел в машину, отъехал до поворота.

Постоял, посигналил. Уехал. А чего-то в самом деле было отказываться? – подумала Тамара, – оставил бы хату… Тьфу, черт попутал!

Она нырнула под деревья; ее основательно подросшие ноги узнали детскую дорожку и пошли вперед, не спрашивая разрешения. Четыре дерева все так же затеняли небо над головой, но ручья уже не было, на его месте осталась канавка, заросшая бурьянными травами. Вход в пещеру закрывала гнилая кирпичная стенка.

Она шла в особой безветренной тишине, пронизанной памятью и пронизанной стрекотом невидимых насекомых; она еще издалека заметила, что дома нет – что-то упало в груди, а потом стало все равно, будто перегорела лампочка тлевшая в полнакала. От молодых осинок остались пеньки, прорастающие кустиками; яблони пугали полуотколотыми древними ветвями – кто бы посмел раньше? А яблок не осталось, даже гнилых. Вот только на этом дереве, странно.

Из какого-то, почти суеверного чувства, она решила не брать яблок. Спускаясь с холма, она поймала носом последнюю блестку солнца: заходя, солнце блеснуло и осветило сбоку еще нос; нос засветился как оранжевая лампочка, погас.

Она подошла к краю откоса. Здесь еще сохранились перила; ближайшие деревья внизу вскидывали своои кроны только до уровня перил. В хороший летний день отсюда был виден даже дальний город, а в хорошую летнюю ночь город подсвечивал небо своими огнями и можно было видеть, как блестит озеро километрах в двадцати отсюда – по ночам оно блестело чернотой. Боже, почему мне так одиноко сейчас?

Она положила пальцы на перила; сыграла пальцами начало этюда – над руками мы тоже не властны, не только над мыслями или желаниями – пусть играют, если хотят. Вот Валерий, он играл по-настоящему. Где сейчас он? Встретимся ли мы еще раз?

И стоит ли встречаться?

Небо пересекало себя радужной полосой (как много оттенков дает простой красный кружок, давно уползший под землю. За левым плечом светилась луна, еще круглая, но уже уставшая от собственной полноты и потому чуть втянувшая левую щеку.

Окруженная черно-зеленым светом, луна опускалась на западе, как и положено светилам. Небо над самой головой было пушистым от мелких прозрачных облачков. Она отклонилась назад и, приоткрыв рот, смотрела на облака – облака были близко и в то же время далеко, глаза не могли определить расстояние. Это было похоже на каплю воды под микроскомом – то же расплывчатое свечение, то же неопределенное расстояние; ни близко, ни далеко. И было так одиноко…

Между облаками зародилась первая звезда. Сразу же появились еще три, чуть в стороне, предвещая быструю ночь.

Вздохнув, она отошла от перил и решила возвращаться к дороге.

Она бы не заблудилась здесь и с завязанными глазами. Под деревьями было совершенно темно. Где-то в совсем близких кустах послышался шум; она прижалась к стволу. Вдалеке послышался волчий вой.