Миермилис Стейга - Шаги за спиной

Дремлет бор в тускло-голубоватом лунном свете. Сухой сосняк на взгорке еще дышит теплом, но с болотистой низины уже тянет холодной сыростью.

У ветхого, местами поваленного забора извилистые лесные тропы сплетаются в прямую дорожку, ведущую к высокому крыльцу дома лесника. Старый, рубленный из бревен дом вытянут кверху, словно его приподняли за печную трубу, потом опустили, и он по-старушечьи скособочился. Единственное, похожее на воспаленный глаз оконце подмигивает красноватым светом.

С треском распахивается окно. Жалобно скрипнув, хлопает наружная дверь. Эхо звуков еще долго мечется по лесным чащобам и затихает, увязнув в болоте. Где-то хрустит сухая ветка, слышится шорох листьев, глухо ударяет упавшая шишка. Замирают в чаще чьи-то шаги.

Внезапно ночную тишину разрывает гортанный каркающий крик. Свет в оконце начинает слегка подрагивать, и вот он уже заплясал. Все резвей и резвей словно в доме кто-то закружился, заметался со свечой в руке. Угасает он так же неожиданно.

Вдруг что-то светлое прошмыгнуло у изгороди, а затем посреди двора появляется белый призрачный силуэт. Но это не привидение, а женщина. Распущенные волосы длинными прядями падают на белую рубаху. Подняв руки вверх, она с криком убегает в лес.

Из раскрытого окна в посеребренные кусты вываливается человек. С трудом встав на ноги, он ковыляет в чащу леса.

Натужно рыча и чихая, милицейский автомобиль преодолевал болото по застланной хворостом дороге. Моросил дождик.

Пожилой шофер, прижавшись к рулю, напряженно всматривался в дорогу, стараясь не угодить в трясину. Он вполголоса клял и старые негодные "дворники", оставлявшие на стекле мокрые полосы, и топкую грязь, в которой того гляди увязнет чиненый-перечиненый "газик", и, наконец, старуху, которая отдала богу душу именно сегодня, в первый день его отпуска. А теперь колотись из-за нее в ночную темень по этим чертовым ухабам за тридевять земель. Конечно, Розниек мог бы и сам сесть за баранку, но только не по такой дороге. Пожалуй, только он, старый Антон, изловчится проехать по ней.

Инспектор уголовного розыска Улдис Стабинь был настроен куда более оптимистично. Он сидел сзади, и вдохновенно говорил:

– Померла старушка лет девяносто девяти от роду в своей постели естественной смертью. А участковый врач справку не выдает: в поликлинике. мол, покойница не лечилась, диагноз, мол, неведом, пусть едет "Скорая", да побыстрее. Приезжает "Скорая", осматривает, обследует и устанавливает, что померла старушка девяносто девяти лет в своей постели естественной смертью, но справку писать не торопятся. Пусть, мол, обстоятельства уточнят следователи и эксперты. Приезжают следователи, эксперты, пишут длинный-предлинный протокол, фиксируют следы, фотографируют и устанавливают, что померла старушка девяносто девяти лет от роду в своей постели естественной смертью по причине старческого одряхления организма…

Розниек обернулся и метнул в Стабиня злой взгляд.

– Очень хотелось бы знать, когда вы, молодой человек, станете серьезнее?!

– Разве это первый случай, когда мы трясемся впустую? – продолжает Улдис. – Вспомни, Валдис, хотя бы историю с туфлей. Доктор, наверно, не в курсе, – обращается к судебно-медицинскому эксперту Стабинь. – Вот послушайте. Однажды мальчишка-подпасок нашел на лугу новенькую лакированную туфлю. Обследовав место происшествия, участковый инспектор Заринь обнаружил вытоптанную площадку и полоску примятой травы. "Дело ясней ясного – здесь произошло убийство! – утверждал тогда Заринь. – Смотрите, здесь бандюга душил эту женщину, потом волок в лес, да не заметил, что туфля с ноги соскочила. А туг, возвращаясь, он бросил окурок". Этот "Шерлок Холмс" только что закончил школу милиции и жаждал раскрыть ужасное преступление.

– Надо признать, ход мыслей не столь уж нелепый, – засмеялся Розниек.

– Конечно, – согласился лейтенант. – Выглядело все правдоподобно. В поисках жертвы мы весь лес перевернули. На рыхлой земле у кротовой норы наткнулись даже на подозрительный след сапога.

В темных глазах врача улыбка. Он проработал в этом районе почти десять лет, прекрасно знает всех оперативных работников, в том числе завзятого шутника лейтенанта Стабиня. В армии Стабинь был сержантом. До этого звания, как он сам любил рассказывать, дослужился в кружке самодеятельности. Окончив вечернюю школу, Стабинь поступил на заочное отделение юридического факультета и перешел на оперативную работу. Тогда же ему присвоили офицерское звание. У Стабиня хороший голос. Он гитарист. Щеголеват. Девушки вокруг него так и вьются. Но с женитьбой Улдис не спешит.