Сергей Герасимов - Шаги за спиной

– Не хочется туда лезть.

– Тогда давай его за руки и за ноги; раскачаем и бросим.

Они подняли тело за руки и ноги.

– Не такой уж он и тяжелый, – сказал Толик.

Она вышла на дорогу и помахала рукой. Остановился синий жигуленок с местным номером.

– Мне в город, подвезешь?

– На двадцать втором километре я сворачиваю.

– А где это?

– У вышки.

Тамара хорошо знала эту вышку; вышка была видна километров на пятьдесят, в хорошую погоду – решетчатое сооружение на растяжках. Два года назад с нее сорвался мальчишка: погода была ветренной тогда.

– Хорошо, подвези чуть-чуть.

Тамара села в машину:

– Довезешь до самой вышки, ладно?

Она прилепилась виском к стеклу и чуть опустила веки, очаровывая себя дорогой. Сколько ужаса может вместить в себя один только день! Скорей бы. Машина наткнулась на полоску тумана и разорвала ее грудью, словно финишную ленту. Быстро темнело, хотя небо оставалось совсем светлым, белым, как тетрадный листок.

– Я через сад?

– Конечно.

Машину вел неизвестный ей (хотя наверняка из местных) старик, в строгом черном костюме, с орденскими планками.

У его левого уха была огромная опухоль, величиной с половинку яблока. И этот скоро умрет, подумала Тамара.

Они с размаху вьехали в древесный полутоннель и свет сразу сменился ночью. Мотор замычал отчетливее – звук отражался от стволов, заворачивал и вползал в окна, отдувая цветастую занавесочку. Дальние фары выгрызли в стене мрака скачущую пещеру; мгновенно воздух наполнился серебристым трепетанием мотыльков – будто снежными хлопьями, взлетающими вопреки тяготению – мотыльки уплывали вверх и в сторону, и гасли, уйдя из луча. Приближалась осень, но мотыльки летали парами – любовь неистребима.

Дорога снова наткнулась на асфальт – на этот раз неровный.

За каждой неровностью растекалась чернильная лужица темноты, быстро сохнущая от приближения двойного солнца фар. И этот скоро умрет, а ведь оделся, как на парад, – думала Тамара. —

Что-то пока держит его в жизни. Неразговорчив. Бедная баба Клава. Кто бы мог подумать. Хозяйство осталось на Мызрика, сожжет и второй сарай. Нет, не сожжет, будет сидеть в комнатах и плакать. Ему помогут. В деревне все помогают.

Вот просвет впереди; еще усилие, мотор напрягся и вытолкнул их в светящуюся бесконечность послезакатного вечера.

Дорога чуть поднималась, направляясь к дальним холмам, пока невидимым; машина поворачивала и вместе с ней поворачивал знакомый пейзаж – странно, но изменения прошедших лет сделали его более знакомым. Вот там раньше уходила на холм дорожка и, если убрать этот кирпичный уродец, то за десять минут можно было бы добежать к их старой даче. К маленькому домику из бревен. К тому, что от него осталось.

– Дедушка, вы помните, здесь была дача? – спросила она.

– Не, не помню.

– Ну как же, такой домик на опушке?

– А, было такое, так его ж еще лет тридцать назад развалили.

Старик снова замолчал. Он плохо помнил даты, слишком много дат было в его жизни. А вот там, дальше, с другой стороны холма, дорожка расплывается полосой мелких камешков, там растут кусты с пушистыми теплыми листьями, которые она так любила прижимать к щеке. А баба Клава показывала места, где было полно груздей – грузди брали только мелкие, похожие на куриные яйца, брошенные в листья. Она знала все и всему учила. А ниже будут высокие травы и яблоневый сад, и домик (не могу представить, что его уже нет) и кружево молодых осинок за спиной домика, а если идти в обход, то обязательно пройдешь между четырьмя старыми широкими ильмами – они стояли так широко, что на полянке могла бы поместиться воллейбольная площадка, но вся полянка была в тени. Через полянку виляет ручей, в котором совсем нет рыбы. А ручей вытекает из пещерки – сколько сказочной чепухи понавыдумывалось тогда в ее детской головке об этой пещерке!

И какие только чудесные существа не обитали в ней…

– А ты куда едешь, девка? – спросил старик. Обращение резануло слух.

– От своих, домой.

– А много ли своих?

– Была бабушка, но умерла. Теперь никого нет.

– Тебя кто-нибудь встречает?

– Нет.

– А почему так?

– Некому.

Старик снова замолчал.

Пусть домика нет совсем и яблоневого сада тоже нет, но ведь нельзя забыть место, где ты провела первые годы детства; это же часть тебя самой…

Машина остановилась.

– Выйди, поможешь, – сказал старик.

Тамара вышла – вышла в ушедшее детство. Детство ушло и обернулось напоследок. Вот так бывает. В такой день, как сегодня. Судьба решила собрать все свои сюрпризы. Вечерний воздух был прохладен, лес совсем напитался чернотой, готовясь к встрече с ночью, а небо все еще оставалось белым – цвета бумажного листка – белым, с розоватыми разводами неплотных облаков. Господи, как мне одиноко!..