Юрий Андрухович - Двенадцать обручей

— Слушай, мы тут такого натворили, — обеспокоенно сказал Пепа. — Земля горит под ногами!

Он поглядел на небо и увидел, что солнце исчезает за параваном далеких вершин. Артур Пепа не очень хорошо знал, что такое параван, но был уверен, что сейчас солнце исчезает именно за параваном. Еще он увидел вокруг себя головы — целая компания столпилась над шахматной доской, возбужденно обсуждая положение и тыкая своими величиной с бревна пальцами в недобитые фигуры.

— Шлехтерсмайнкопфбляйбен! Штрайхмальвидерцурюкк унд брухшляйфенвандерндцузаммен! — агрессивно сказал Карл-Йозеф.

На это Артур Пепа хитро усмехнулся и решительным взмахом руки сбросил все фигуры с доски.

Однако еще в тот же день пополудни или уже на следующий дуэль была продолжена. Случилось это, правда, не на террасе, а выше — на башне, расположенной с юго-западной стороны пансионата, куда все переместились следом за движением солнца. Сверху на башне была смотровая круглая площадка, откуда открывались все стороны света, не исключая трансильванской — и тут оказалось, что свет этот состоит в основном из гор. И еще оказалось, что нет на этом свете ничего интересней наблюдения за тем, как по полузаснеженным горным верхушкам передвигаются тени облаков. Да, после полудня появились облака.

И глядя на них сквозь темные стекла своих защитных очков Giorgio Armani, режиссер Ярчик Волшебник обдумывал, как он все будет делать: «Я посажу его в это… в одно из кресел… там есть такие, красивые… настоящий тебе этот… ну, трон. С очень дорогим фоном — обои там, гобелены… Одна перед ним на коленях… или лучше раком? …Ну, это все равно на коленях… посмотрим. Вторая сзади… за спинкой этого… трона. Что она может делать?.. Обнимать его?.. Может, не сзади?.. Тогда вертикали не выйдет… Классная такая вертикаль: тело один — потом он сам — тело два…»

Положим, не один Ярчик Волшебник пребывал в ту минуту в полоне задумчивости. Лицезрение гор и облаков склоняло к самоуглубленности. Обменявшись первыми восторженными восклицаниями по поводу видов, все притихли, возможно, мечтая об обретении утраченной на террасе нирваны.

Впрочем, новое явление Артура Пепы швырнуло их с облаков на землю, ну, по крайней мере, на башню.

— Ага! — закричал Пепа. — Я снова здесь, пожива для шакалов!

На его голове имелся какой-то перекошенный берет, но дело даже не в берете — дело в том, что в руках он держал по мечу и это были настоящие боевые мечи, немного затупленные и щербатые, но каждый где-то с метр длиной (на самом деле один метр и семь сантиметров — так, по меньшей мере, всем показалось), и эти мечи были уже сами по себе опасны, но еще опаснее было то, что Пепа говорил пятистопным ямбом:

— Держи-ка меч, растленный австрияка! Я, знаю, в шахматах тобою был повержен — увидим, как управишься с мечами! Известно, шахматы — то королевская… забава. А в рыцарской ты, молодец, каков?! Держи-ка меч!

С этими словами он швырнул один из мечей — клинком, к счастью, книзу — в сторону Карла-Йозефа, которому не оставалось ничего иного, как тот меч поймать, причем довольно ловко, за рукоять.

— Ага, ты принял вызов! — обрадовался Пепа и потряс мечом в воздухе.

— Артур! — пересохшим голосом напомнила о себе пани Рома.

— Офелия, за меня ты помолись, — ответил ей Артур. — А ты, австрийский гость, защищайся!

И он решительно атаковал Карла-Йозефа, сразу прижав его к металлическим перилам, за которыми уже зияла только пропасть. Только тогда Цумбруннен уразумел, что тот не шутит.

— Кто-нибудь может это прекратить? — стремительно покрывалась бледностью пани Рома. — Я вас очень прошу, сделайте что-нибудь…

Ее мольбы могли адресоваться исключительно Волшебнику — единственному среди присутствовавших принадлежавшему к категории «мужчин». Профессор Доктор пока что в счет не шел, поскольку по всем признакам принадлежал к противоположной категории «старики, женщины, дети»), в которой также пребывали и откровенно заинтригованные новым развлечением Лиля-Марлена («он что, типа по приколу»?), и вырванная из глубокого толкиеновского оцепенения принцесса Коломея Первая («шестой обруч — это железное кольцо поединка великанов»), и сама Рома Вороныч («Боже, поубиваются!»).

Но Волшебник не спешил с голыми руками встревать меж соперников — ситуация понравилась ему прежде всего визуально, поэтому он только подступил на пару шагов ближе, нацеливая камеру («нефиговая картинка!»).

Приняв вызов, Цумбруннен двумя-тремя взмахами — от мечей сыпанули искры — отбил атаку противника. В свое время он увлекался фехтованием и даже посещал специальный класс аристократических единоборств при академическом братстве «Тевтония», хотя и вынужден был вскоре от этого отказаться в связи с ухудшившимся зрением. Но в смысле техники его тело сберегло в своей клеточной памяти многое. Молниеносно справившись с неумелым выпадом Пепы (великоватый берет так и норовил сползти Артуру на глаза), он сам перешел в наступление и, чтобы поскорее все это завершить, нанес уверенный удар снизу по вражеской рукояти. Меч Артура вылетел из его ладони и, описав смертоносную дугу над головами зрителей, со звоном упал на цемент площадки за их спинами. При этом Карл-Йозеф несколько не рассчитал, силу своего удара: продолжая по инерции движение вверх, его лезвие все-таки напоролось на неосторожно наставленную голову соперника, черкнув того по лбу и оставляя там вмиг набухающую кровью полосу — что-то вроде еще одной жизненной борозды.