Вирджиния Клео Эндрюс - Цветы на чердаке

– Не люблю я эту розовую простыню, – пожаловалась Кэрри. – Мы все любим белые. Где наши белые простыни?

О, как я пожалела, что когда-то мы с Крисом сделали белый самым безопасным цветом. Маргаритки, нарисованные белым мелом на полу чердака, отпугивали демонов и злых духов и все то, чего боялись близнецы; белый цвет где-нибудь поблизости успокаивал их. Голубые или розовые простыни и наволочки не принимались, маленькие окрашенные места были как бы щелью, через которую мог пролезть хвост, жестокий взгляд или предательский удар пикой. Ритуалы, правила, фетиши, привычки – господи, у нас их были миллионы! Для того, чтобы быть в безопасности…

– Кэти, почему мама так любит черные платья? – спросила Кэрри в ожидании, когда я заменю розовые простыни на белые.

– Она очень красивая блондинка, а черный цвет делает ее исключительно красивой.

– А она не боится черного?

– Нет.

– А до скольких лет надо вырасти, чтобы черный цвет не укусил тебя длинными зубами?

– До стольких, чтобы понять, что это абсолютно глупый вопрос.

– Но у всех черных теней на чердаке есть острые блестящие зубы, – сказал Кори, отстраняясь, чтобы розовая простыня не коснулась его.

– Теперь послушай, – сказала я, видя смеющиеся глаза Криса. – У черных теней не будет острых блестящих зубов, пока ваша кожа не позеленеет, волосы не покраснеют, а вместо двух ушей не будет три. Только тогда черного можно бояться.

Успокоенные близнецы улеглись на белых простынях под белыми одеялами и вскоре заснули.

Потом я помылась и надела пижаму. После этого я поднялась на чердак, чтобы открыть окно и освежить помещение. Когда я почувствовала холодный поток воздуха, мне захотелось танцевать. Почему ветер находит свой путь внутрь только в холодную зиму? Почему не сейчас, когда мы так нуждаемся в нем?

Мы с Крисои делились своими мыслями, сомнениями и страхами. Если у меня были мелкие проблемы, он был моим доктором. К счастью, мои проблемы не выходили за рамки месячных, не совпадающих с расписанием. Но он, мой доктор-любитель, уверял меня, что этого надо было ожидать.

Теперь я могу рассказать о том, что случилось с нами одной сентябрьской ночью, когда я была на чердаке, а Крис отправился воровать. Я чувствовала себя, как будто сама там присутствовала, и когда он пришел, то рассказал мне в деталях о своем путешествии в мамины сокровищницы.

Он сказал, что та книга на ее ночном столике постоянно притягивала его, она влекла, звала к себе и позже привела к нашему грехопадению. Вскоре после того, как он отыскал обычную сумму денег – немного, но достаточно, – он двинулся к кровати, как загипнотизированный.

Тут я подумала: «Почему он продолжал глядеть, когда каждая из этих фотографий мгновенно запечатлелась в моем мозгу?»

– И я стоял там, читая текст сразу в нескольких местах, – говорил он, – и думал о том, что правильно, а что нет, о природе и ее странных влекущих зовах, думал об обстоятельствах нашей жизни. Я думал о себе и о тебе, о том, что это должны быть наши лучшие годы расцвета, и чувствовал, что мне стыдно, что я виноват от сознания взрослости и желания того, что парни моего возраста получают от девушек, которые готовы на все. Перелистывая страницы, я горел изнутри и желал бы, чтобы ты никогда не находила эту чертову книгу и она не привлекла бы тебя своим глупым названием, как вдруг я услышал в холле голоса. Ты догадываешься, кто пришел: это возвращались наша мама и ее муж. Я быстро положил книгу в ящик между двумя другими, которые никто не собирался читать: закладки были там же. Затем я нырнул в мамину гардеробную напротив кровати и распластался за обувными полками под ее длинными платьями. Я подумал, что даже если она заглянет сюда, то не увидит меня. Но это чувство безопасности продолжалось недолго, я вспомнил, что забыл закрыть дверь.

Затем я услышал голос нашей мамы. «Действительно, Барт, – сказала она, войдя в комнату и включая лампу, – это верх беспечности с твоей стороны так часто забывать бумажник».

Он ответил: «Я не могу не забывать его, если он никогда не лежит на том же месте, куда я его положил». И я услышал, что он переставляет вещи, открывает и закрывает ящики. Затем он объяснил: «Определенно, я оставил его в этой паре брюк… и черт меня побери, если я собираюсь ехать куда-нибудь без прав».

«Я не могу сказать, что виню тебя, – сказала наша мама, – но мы снова опоздаем. Независимо от скорости езды мы пропустим первый акт».

«Эй, – воскликнул ее муж, и я услышал удивление в его голосе и невольно застонал, вспоминая, что я наделал. – Вот мой бумажник, на комоде. Будь я проклят, если помню, как клал его сюда. Я могу поклясться, что положил его в эти брюки».