Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

Он тяжело вздохнул и повесил голову. И лишь тогда я заметила, как сильно он устал и что он одет все в тот же забрызганный кровью вечерний костюм.

– Кэти, новости нехорошие. Я не хотел бы говорить до того, как побеседую еще раз с его хирургами и лечащим врачом.

– Не тяни! Я желаю знать правду! Я не пациентка, которая должна думать о враче как о всемогущем Боге. Скажи: у него перелом позвоночника? Будет ли он ходить? Отчего он недвижим?

Крис вытащил меня в коридор, на случай если Джори лежит с закрытыми глазами и слушает нас. Он тихо закрыл за собой дверь палаты и провел меня в помещение, куда входить дозволялось лишь врачам. Он встал, возвышаясь надо мной, предварительно усадив меня в кресло, и предупредил, что разговор предстоит печальный.

– У Джори поврежден позвоночник, Кэти. Ты угадала. Слава богу, повреждение прошло достаточно низко и не задело верхних позвонков. Он сможет владеть руками, а рано или поздно возобновится контроль мозга над мочевым пузырем и кишечником, но сейчас эти органы, так сказать, в шоке.

Он замолчал.

– Позвоночник?! Скажи же мне тогда, что не повреждено.

– Нет, ничего не раздавлено, позвонки в целости, – неохотно уточнил Крис. – Но наступил паралич ног.

Я примерзла от ужаса к полу. О нет! Только не с ним, только не с Джори! Я разрыдалась, подобно Мелоди, потеряв всякий контроль над собой.

– Он никогда не сможет ходить? – прошептала я, чувствуя, что теряю сознание.

Когда я вновь открыла глаза, Крис стоял возле меня на коленях и держал меня за руки:

– Держись… Надо радоваться, что он жив. Это главное. Но ходить он больше не сможет.

Мне казалось, что я погружаюсь все глубже и глубже в хорошо мне знакомое море отчаяния. Одна и та же мысль, как хищная рыба, терзала и терзала мой мозг, доводя до исступления, разрушая мне душу.

– Но это же означает, что он не сможет больше танцевать… не сможет ходить, не сможет танцевать… Крис, что же с ним будет?!

Он притянул меня к себе и зарылся головой в мои волосы, раздувая их своим дыханием:

– Но он жив, милая моя. Он будет бороться – и выживет. Разве мы все не так же боремся с трагедией? Мы в конце концов принимаем все как есть – и берем от жизни то, что можем взять. Мы забываем то, что у нас было вчера, концентрируемся на сегодняшнем дне. И если мы сможем научить Джори, как принять то, что случилось, мы сохраним нашего сына, мы вернем его себе таким, каков он есть: деятельным, интеллигентным, душевно здоровым.

Я продолжала рыдать. Крис гладил меня, нежно касался моего лица, стараясь успокоить.

– Мы должны быть сильными, дорогая, для него, ради него. Плачь сейчас, потому что, когда он откроет глаза и увидит тебя, ты не должна плакать. Нельзя показывать жалость. Нельзя падать духом. Когда он проснется, он посмотрит в твои глаза, он прочтет твои мысли. Все, что отразится на твоем лице, – все это окажет влияние на его самочувствие. Он будет опустошен, поражен тем, что с ним случилось, и мы оба знаем это. Он захочет умереть. Он вспомнит своего отца: как Джулиан сам запланировал и организовал свою смерть, и нам надо помнить об этом. Необходимо будет поговорить с Синди и Бартом, объяснить им их роли в процессе выздоровления и адаптации Джори. Нам надо укрепить семью, собраться всем воедино – во имя Джори, потому что его пробуждение будет трагично, Кэти.

Я кивнула, стараясь удержать слезы. Мне казалось, я сама – Джори, потому что я знала: каждое его мучение будет и моим.

Крис, все еще держа меня в объятиях, продолжал:

– Джори сосредоточил всю свою жизнь на балете, но он никогда больше не вернется в балет. Нет, не смотри с надеждой, Кэти, никогда! Есть еще надежда, что, окрепнув и натренировавшись, он сможет подняться на ноги и подтягиваться на костылях… но он никогда не станет ходить нормально. Прими это, Кэти. Нам надо убедить его в том, что его душевный мир не изменится с неспособностью двигаться, что он – та же одаренная личность. И самое главное, надо убедить себя, что он – тот же… и мы тоже, потому что многие семьи после подобных трагедий меняются, распадаются. Некоторые начинают слишком жалеть больного, некоторые ощущают к нему враждебность, злятся друг на друга… Нам надо ухитриться придерживаться середины и помочь Джори выдержать это.

Но я слышала лишь часть сказанного.

Паралич! Мой Джори – паралитик! Я даже потрясла головой, надеясь, что все это исчезнет, как дурной сон. За что с ним могла так обойтись судьба? Мои слезы падали на грязную, оборванную кое-где рубашку Криса. Как сможет Джори жить, когда узнает, что на всю жизнь приговорен к инвалидному креслу?!