Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

Как много он пережил из-за Барта, и никогда, ни разу он не обвинил меня в том, что я украла у нашей матери ее второго мужа. Я подумала об этом – и у меня началась страшная головная боль.

Мой Кристофер уехал рано утром, оставив меня в Фоксворт-холле еще на один тревожный день. За годы совместной жизни я стала очень зависимой от него, и это было мне наказанием за гордость моей юности, что я могу жить одна, независимой, в то время как мужчины нуждались во мне. Как эгоистична я была прежде! Тогда я думала только о своих нуждах. Сейчас пришло время думать о других.

Я беспокойно бродила по дому, оглядывая с сожалением все, что я здесь любила. Когда Барт приехал домой, я хотела наброситься на него с обвинениями, но смолчала, потому что жалость к нему была больше негодования.

Вот он сидит за своим рабочим столом, красивый, молодой, хитрый делец. Ни чувства вины, ни стыда, манипулирует капиталом, переговаривается с финансистами, делает деньги, деньги, деньги… и все это просто сидя у телефона или за компьютером. Он взглянул на меня – и улыбнулся. Яркая, доброжелательная улыбка.

– Когда я узнал, что Синди уезжает, я радовался этому весь день, и рад до сих пор. Поэтому я в хорошем настроении.

Но было что-то странное в его глазах… Неужели он собирается заплакать? Отчего он так глядит на меня?

– Барт, если ты хочешь мне что-нибудь рассказать…

– Мне нечего тебе рассказать, мама.

Его голос был мягким, будто он разговаривал с человеком, который уже далек от него.

– Ты можешь не признавать этого, Барт, но человек, которого ты так ненавидишь, твой дядя и мой брат, был тебе наилучшим отцом, хотя он не родной отец тебе…

Он покачал головой, отрицая:

– Чтобы быть наилучшим для меня, он должен был бы оставить тебя и прекратить вашу преступную связь, но он не сделал этого. Я бы любил его, если бы он оставался моим дядей. Не трудись обманывать меня. Была бы ты мудрее, ты бы не стала обманывать. Ведь ты знаешь, как подрастающие дети начинают задавать вопросы и как они запоминают сцены, которые взрослые не хотели бы, чтобы они помнили. Но память у детей хорошая. Эти воспоминания похоронены в тайниках памяти, но, когда дети начинают понимать жизнь, эти воспоминания всплывают. Все, что я знаю о вас, подтверждает, что ваша связь неразрывна. Ее разрушит лишь смерть.

Мое сердце забилось. Да, именно здесь, под крышей Фоксворт-холла, мы с Крисом поклялись когда-то в верности друг другу до гроба. Как глупые сердца умеют сами себе ставить ловушки…

Слезы, которые и без того были близко, начали душить меня.

– Барт, как бы я могла прожить без него?

– Ах, мама, смогла бы! Ты сама знаешь, что смогла бы. Позволь ему уйти, мама. Дай мне наконец ту мать, о которой я мечтаю: достойную, богобоязненную женщину.

– А если я не смогу сказать Крису «прощай» – что тогда, Барт?

Его темноволосая голова опустилась.

– Помоги тебе Бог, мама. И мне – да поможет Бог. Тогда я должен буду подумать о своей вечной душе.

Я ушла.

Всю ночь мне снился адский огонь, и некуда было от него деться, и я в ужасе просыпалась. Но было еще что-то, что я старалась запихнуть в уголки своего сознания, но не могла. Что? Что? Не в силах осознать, не в силах объяснить ужас, который инстинктивно ощущала, я вновь заснула, и мне приснился кошмар, в котором дети Джори были «теми» близнецами, Кори и Кэрри, и их пожирал огонь. Я вновь заставила себя проснуться. Голова разламывалась, но я заставила себя встать.

Я ощущала себя будто пьяной все утро. Близнецы ходили за мной по пятам, задавая мне тысячи вопросов, особенно Дейрдре. Она так напоминала мне Кэрри с ее вечными «почему?», «где?» и «чье это?». Даррен залезал во все шкафы, открывал все двери, исследовал и рвал все конверты, «прочитывал» до полного уничтожения все журналы, и мне приходилось говорить:

– Кори, положи это на место! Этот журнал – для твоего дедушки. Он любит читать буковки так же, как ты любишь картинки. Кэрри, не помолчишь ли ты пять минут? Всего пять минут?

Это, конечно, вызывало новый водопад вопросов: кто такой Кори? Кто такая Кэрри? И почему я всегда называю их такими смешными именами?

Наконец Тони пришла освободить меня от двух маленьких инквизиторов.

– Простите, что я задержалась, Кэти. Джори попросил меня попозировать ему в саду, пока не умерли розы…

Пока не умерли розы?.. Я с изумлением воззрилась на нее, но затем потрясла головой, думая, что уж слишком фантазирую по поводу обыкновенной фразы. Нет, розы будут жить, пока не наступят морозы, а до зимы еще далеко.