Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

Джори, не понимая, смотрел на нее, стараясь отличить образ Тони от образа той, о ком мечтал прежде по ночам. Днем у него перед глазами была Тони, но ночами Мелоди все еще преследовала его. Отчего так необъяснимо странна натура человеческая, что она крепко держится за трагедии жизни и легко забывает счастье, которое так достижимо?

Джори зашелся в кашле, задыхаясь и отхаркивая мокроту. Тони бережно поддержала его голову, чтобы он мог восстановить дыхание, и собрала мокрые салфетки. Все, что она делала, было пронизано нежностью. Она поправляла ему подушки, массировала спину, ноги. Я не могла не удивляться ее терпению.

Джори наконец сфокусировался на реальности, взял Тони за руку и взглянул ей в глаза. Я вышла за дверь, чувствуя, что я здесь посторонняя. Он был еще не в полном сознании, но что-то в его глазах объяснило ей все. Я тихо взяла детей за руки.

– Пойдем, – прошептала я.

Оставив детей за порогом, я подсмотрела все же, как Тони, к моему великому удивлению, вся дрожа, взяла его руку и перецеловала все его пальцы.

– Ты болен и не можешь сопротивляться, – прошептала она. – И я пользуюсь своим преимуществом. Лишь теперь я могу сказать тебе, какой я была дурой. Ты все время был рядом, а я не видела тебя. Барт стоял на пути, и я не могла тебя разглядеть.

Они оба были поглощены друг другом. Тони вся светилась любовью. Наконец Джори ответил:

– Я думаю, нетрудно проглядеть мужчину в инвалидном кресле. Поэтому я прощаю тебя – это одно уже является извинением. Но я все время надеялся и ждал…

– Джори, умоляю тебя, прости мне то, что позволила Барту увлечь себя. Я была ошеломлена его напором, увлечена тем, что я ему так нужна. Он сразил меня, я думаю, ни одна женщина не устоит перед мужчиной, который преследует ее до тех пор, пока она не сдастся. Прости меня за то, что позволила так легко себя завоевать.

– Не надо, милая, не надо, – прошептал он и закрыл глаза. – Ты только не позволяй себе жалеть меня, потому что я сразу пойму.

– Нет! Ты тот, кого я хотела видеть в Барте! – почти выкрикнула она и приблизила свои губы к его губам…

Я закрыла за собой дверь.

Вернувшись к себе, я села перед телефоном и стала ждать звонка Криса. Близнецы спали в моей постели, я тоже почти засыпала, когда телефон зазвонил. Я вздрогнула и схватила трубку. Низкий и грубый мужской голос спросил миссис Шеффилд, я ответила.

– Мы не желаем больше вашего присутствия в наших краях. Мы не желаем и не допустим. Мы все про вас знаем. И эта церковь, что вы построили, – нас ею не обманешь. Срам прятаться за Церковь Божью, когда вы нарушаете законы Бога. Убирайтесь, или мы возьмем все в свои руки и выкинем вас всех до последнего из наших гор.

Я была не в силах произнести ни слова. Я просто ждала, пока этот человек сам не повесил трубку. А я так и осталась сидеть с трубкой в руке. Лишь когда из-за туч выглянуло солнце и лучи его упали мне на лицо, я опомнилась и повесила трубку.

Оглянувшись, я узнала свои комнаты, отделанные по моему проекту, и, к своему удивлению, нашла, что мне здесь больше ничто не напоминает о моей матери и ее втором муже. В памяти остались лишь те воспоминания, которые я желала сохранить.

На туалетном столике – детские фотографии Кори и Кэрри в серебряных рамках, а рядом с ними – фотографии Даррена и Дейрдре. Рядом – улыбающийся мне Пол, а следующая – Хенни. Тут же хмурый Джулиан, нахмурился он потому, что воображал, что он так красивее. Мне также посчастливилось заиметь несколько фотографий его матери, мадам Мариши. Но нигде не было фотографии Бартоломью Уинслоу. Я взглянула на фотографию отца, который умер, когда мне было двенадцать. Так похож на Криса, но теперь Крис выглядел старше его. Как летит время: когда-то нам один день казался дольше, чем сейчас – год. Вот уже и человек, которого я знала мальчиком, стал зрелым мужчиной.

Я снова взглянула на фотографии детей. Лишь внимательный взгляд мог уловить разницу между двумя парами близнецов. В детях Мелоди было что-то от нее самой. Тут же была фотография нас с Крисом, когда мы уже жили в Пенсильвании. Мне тогда было десять лет, а Крису исполнилось тринадцать. Мы вдвоем стояли возле громадного снеговика, которого только что слепили, и улыбались, а папа сфотографировал нас.

Как бы замерзшие в реке времени, эти маленькие моменты нашей жизни были теперь заключены в рамки.

Навсегда юная Кэтрин Долл, сидящая в легкой ночной рубашке на подоконнике, в то время как Крис, спрятавшись в тени, сделал снимок, потемневший теперь от времени. Как мне удалось принять такое выражение лица? Из-под рубашки слегка выпирают девичьи груди, а в глазах застыло такое грустное выражение, что и сейчас это отзывается болью.