Татьяна Москвина - Она что-то знала

– …семьдесят восемь километров, – говорила Алёна Анне, сидевшей рядом с нею на заднем сиденье. – По дороге ничего особенного не будет. Волка не ждите.

– Волка, какого волка?

– Ну как, – тамбовского.

– Жалко, – засмеялась Анна. – Я думала посмотреть, что за зверь такой.

– В городе памятник ему есть и ресторанчик открыли – «Тамбовский волк». Огурцы там наши идут хорошо. А так я восемь лет здесь живу – волка не видела.

– Я видел! – отозвался Василь Палыч. – В прошлом году с тестем на охоту ходили, десять кэмэ от нас. Сели на опушке позавтракать – он вышел, посмотрел, ушёл. Деловой такой, ё! И спокойный, слушай, – посмотрел, как инспектор, строго так, повернулся и пошёл начальником главка. Никакого мандража тебе. А у нас два ружа было – ему пофиг.

– Тамбовский, – одобрительно заметил Касимов.

– Так вы на сколько дней? – спросила Алёна Анну.

– Как писала, – на три. Больше никак.

– Да, спасибо вам огромное за статью про Лиличку. Всё у вас так точно, так обстоятельно получилось. Я так плакала… Нет, не от вашей статьи конкретно, а просто – жизню вспоминая. Это у нас Касимов любит говорить – «Эх, жизня!»

– Какие у вас женщины проворные – столько навязали, так бойко торгуют. А до Тамбова ничего не продавали.

– И после Тамбова ничего не будет. Это же наши тамбовчанки, их знать надо.

– Да! – возрадовался Василь Палыч. – Наших баб не аист приносит, а вертолёт! Они прям от пелёнок с пропеллером!

– Я привезла тетрадь вашей подруги Розы – вдруг она вам нужна.

– Какая тетрадь, Анечка? Что в ней?

– Красная тетрадь, записки Розы.

– О чем?

– О жизни там… о Боге, – нехотя сказала Анна.

– Господи, что Роза, бедняжка, могла знать о жизни? Она по-людски-то и не жила никогда. Всё какие-то отвлечённости. Книжная девочка. Ну и что там, в этой тетради, умное что-нибудь?

– Умное, только… безумное.

– Хорошее определение! Верю! Похоже на Розу! Ну и везите назад эту тетрадь, покажите в Питере учёным людям. А на что это нам в Горбатове? Роза нам помогла по-настоящему, когда зимой посылку мне прислала. Представляете – получаю диски, фильмы, все на криминальную тему, «Менты» там, «Агент национальной безопасности», «Тайны следствия»… Упакованы, запаяны как следует. Открываю – в каждой коробочке деньги. Пятитысячные купюры. И записка – благодарит за дружбу и просит потратить, как я пожелаю. Триста тысяч!

– Зимой послала?

– Зимой. Дней за десять до… как чувствовала, голубка моя. Мы в клуб плазменную панель купили, Октябрь Платонович диски из города возит и лекции читает. Это наша знаменитость – Октябрь Платонович. Я вас познакомлю обязательно.

– А Роза Борисовна была у вас когда-нибудь?

– Нет, никогда. Она ведь никуда не ездила. Разве к Марине в Москву. Даже ни разу на море не была. Говорила, что ей неинтересно, я, правда, думаю, что тела своего очень уж стеснялась. Дурочка. А что тело? Говорят, просто машина для перевозки души.

Поля. Перелески. Пустота. Покой.

– Как у вас губернатор? Приличный? Горбатовцы помолчали с несколько отсутствующим выражением лица.

– Да они все из одного инкубатора, – наконец улыбнулась Алёна. – Раньше покорявей были, сейчас пополированнеи, что ли. Огурчики наши в администраторскую столовую берут, и славбогу.

– Не, щас нормальное начальство пошло. – встрял Василь Палыч. —Такое… ну, понятное, что ли. Они кушать хотят, и мы кушать хотим. Идей никаких нету.

– Зато случись что, и власти нету, – ответила Алёна.

– Да чего случиться-то у нас может? В Моршанске революция, что ль, случится?

– Маньяка семь лет ловили, ни хера не шевелились, – пробурчал Касимов.

– Дак нашли же, – ответил Василь Палыч.

Горбатов располагался на невысоком, пологом холме, под которым, наполовину его обегая, проворно текла речка Мураша, чтобы принести свои воды, цвета крепкого чая, в реку с таинственным, полусонно-царским названием Цна. Красную пятиглавую церковь с золотыми куполами, церковь Михаила Архангела, было видно издалека. Вокруг Горбатова расстилались возделанные поля, сверкали на солнце большие застеклённые парники. Пора цветения садов была в самом разгаре, да ещё зазвонили к вечерне, и Анне стало даже как-то неловко от полновесного благодушия картинки.

– Ко мне на Кирпичную, – скомандовала Алёна. – Устроитесь, потом погуляем, ладно?

Когда машина остановилась возле невысокого зелёного забора и седоки вышли на воздух, в конце улицы появился классический мальчик с хворостиной, гнавший стадо гусей. Одинокий беспокойный петух, гулявший по дорожке, завидев такое дело, вспорхнул обратно на забор: как бы ни была завышена его мужская самооценка, с врождённой начальственной важностью гуся она сравниться не могла. Алёна заметила взгляд Анны и засмеялась: