Джеймс Боллард - Империя Солнца

Лунхуа устал от бесконечных, противоречащих друг другу слухов. В июле американские воздушные налеты стали практически непрерывными. «Мустанги» и «молнии» волнами шли с воздушных баз на Окинаве, разнося расположенные в окрестностях Шанхая аэродромы, атакуя японские армии, которые сосредоточились в устье Янцзы. С балкона разрушенного актового зала Джим наблюдал за крахом японской военной машины так, словно смотрел с галерки кинотеатра «Катай» масштабную киноэпопею. Многоэтажек Французской Концессии не было видно из-за сотен столбов дыма, поднимавшихся от разбитых грузовиков и подвод с амуницией. Запуганные «мустангами», японские конвои трогались теперь в путь только с наступлением темноты, и рев моторов из ночи в ночь не давал лагерникам спать. Сержант Нагата и его солдаты совсем перестали охранять лагерный периметр из опасения, что их ненароком подстрелит военная полиция, сопровождающая транспортные колонны.

К концу июля почитай что всякое японское сопротивление американским бомбежкам было подавлено. Водруженное на верхнюю площадку пагоды Лунхуа одинокое зенитное орудие продолжало вести огонь по налетавшим со стороны материка самолетам противника, но батареи, стоявшие вдоль взлетно-посадочной полосы, сняли для прикрытия шанхайских судоремонтных заводов. В эти последние дни войны Джим часами просиживал на балконе, выискивая в небе высотные «сверхкрепости», чьи сверкающие на солнце крылья и фюзеляжи давали столько пищи его воображению. В отличие от «мустангов» и «молний», которые, как гоночные машины, неслись через рисовые поля, Б-29 появлялись над головой внезапно, как будто вызванные самим Джимом в голодном бреду из синего небесного небытия. А потом из района Наньдао приходило заблудившееся в полях рокочущее эхо разрывов. Севший на мель японский транспорт бомбили едва ли не каждый день, пока его палубные надстройки окончательно не превратились в решето.

И при всем том бетонная взлетная дорожка на аэродроме Лунхуа оставалась в целости и сохранности. После каждого налета японские саперы героически заделывали воронки, так, словно со дня на день ожидали прибытия с родных островов целый воздушный флот, который непременно придет им на помощь. Сверкающая белизна дорожки завораживала Джима: в ее прожаренной солнцем поверхности ему грезились обызвествившиеся кости мертвых китайцев, а может быть, даже и его собственные кости — в том случае, если он уже умер. Он нетерпеливо ждал, когда же японцы встанут как один на свой последний бой.

Подобного рода неопределенность в пристрастиях к воюющим сторонам, страх за то, что будет с лагерем, если японцы потерпят поражение, в той или иной степени затронули всех обитателей Лунхуа. Когда из идущего на высоте строя вдруг вываливался подбитый японцами Б-29, полубезумные заключенные, которые сидели на корточках возле бараков, разражались радостными криками. Доктор Рэнсом давно предсказывал, что Лунхуа скоро перестанут снабжать продуктами, и он оказался прав. Раз в неделю из Шанхая прорывался одинокий грузовик с несколькими мешками гнилого картофеля и с трухой от кормового зерна, где долгоносиков и крысиного помета было больше, чем полбы. В очереди за этими жалкими крохами то и дело вспыхивали драки. Как-то раз группа британцев из блока Е, которым Джим, с раннего утра занявший очередь у кухонных дверей, намозолил за день глаза, вытолкала его взашей и перевернула металлическую тачку. С тех пор он всегда ходил занимать очередь вдвоем с мистером Макстедом: просто стоял у него над душой, пока тот не вставал с койки.

Всю последнюю неделю июля они вместе вглядывались в дорогу на Шанхай, в надежде, что грузовик с продовольствием не стал добычей какого-нибудь вынырнувшего из-за ближайшей дамбы «мустанга». В эти голодные дни Джим вдруг обнаружил, что большинство заключенных из блока G мало-помалу скопили небольшие запасы сладкого картофеля и что они с мистером Макстедом, добровольно вызвавшиеся получать на всех дневной паек, оказались среди весьма немногочисленного непредусмотрительного меньшинства.

Джим сидел на своей койке с пустой тарелкой в руке и смотрел, как Винсенты едят прогорклую картофелину — одну на троих, — откусывая мякоть желтыми зубами. В конце концов, миссис Винсент дала ему маленький кусочек кожуры. Может, просто испугалась, что Джим нападет на ее мужа? К счастью, Джим кормился из скромного запаса, составленного доктором Рэнсомом за счет умерших и умирающих пациентов.