Кен Калфус - Наркомат просветления

— Слушайте меня, юноши, это весьма назидательно. Вот Святослав в пути. Он несет Евангелие; книга сияет собственным светом. Он говорит с крестьянами. На следующем клейме добрые жители Грязи предлагают ему землю для постройки монастыря. Среди них — блаженный Борислав Петров, отец девушки, которая приснилась Святославу. Вот она выросла — блаженная Агафея Петрова, что прославилась своими добрыми делами и много лет была бездетна. Она испробовала все возможные средства: кислое козье молоко, талую воду, мазала живот медом в новолуние, клала в подушку сосновые иглы, бросала хлеб через стену. Вот она со Святославом, который читает ей Евангелие. Свершилось чудо, и она родила сына. Поэтому в наших местах Святослава прозвали «бабьим святым» — он исцеляет женщин от бесплодия. А потом Святославу было даровано самое удивительное из его видений: предвидение его собственной смерти.

Астапов сказал, словно про себя:

— Мы все живем в предвидении собственной смерти, всю жизнь, день ото дня.

Никитин хрюкнул — солдатское согласие. Лекция, только что услышанная Астаповым, еще больше привлекла его к картине — он начал разглядывать крохотные фигурки в маленьких квадратиках-клеймах. У фигурок были четкие контуры. Женщина в белом стояла лицом к будущему святому, положив правую руку на книгу, которую он держал в руках. На следующей картинке она лежала на ложе и держала младенца. Картина, казалось, была ярче, чем позволяло скудное освещение в церкви.

— Святослав излечивает ее от женской болезни, — пояснил старик. — Она родила шестерых детей, блаженная Агафея Петрова, по достижении возраста двадцати пяти лет, и все дети выжили и служили Богу. А вот Святослав на смертном одре. На предпоследнем клейме святого Святослава кладут во гроб.

Гроб был сделан из белого камня. На этой картинке, которая была под центральным изображением, верхняя каменная плита была сдвинута, и гроб наполовину открыт. Святой лежал в расслабленной позе, руки на виду, пальцы сплетены на груди покаянным жестом — очевидно, просто для порядка. Вокруг стояли люди в церковных облачениях, и другие, по виду — крестьяне, среди них та женщина с младенцем. Последнее клеймо, в нижнем левом углу иконы, изображало закрытый гроб, вокруг — никого.

К этому времени Астапов почувствовал под ногами какое-то шевеление; оно происходило в глубине. Там толклось множество людей, целая община. Конечно, они хранили молчание, но слышно было, как люди втягивают воздух короткими рывками, как хнычут дети и как бурчат расстроенные желудки. Они кишели. В монастыре наверняка были огромные подвалы.

— Великие люди бывали в нашем монастыре и после Святослава. — Настоятель принялся показывать на портреты, висящие на стене. — Иван Хотяинцев. Николай Гидзенко. Борис Агеев — он совершил паломничество на Афон. Но они всего лишь люди, не святые. Святослав был святой, чистый душой и поступками, нерастленный.

— Нерастленных людей не бывает, — совершенно некстати возразил Астапов. Никитин явно не понял, почему Астапов протестует с таким жаром. Он, должно быть, вообще не понимал, что это Астапову вздумалось разговаривать со стариком священником. Астапов продолжал: — Человек носит с собой свое собственное тление. Только идея остается незапятнанной, нетленной. Потому революция и победит: она — идея, превыше человеческих слабостей.

Настоятель не ответил — видимо, его тоже удивила вспышка Астапова. Он посмотрел молодому человеку в лицо. Астапов чувствовал на себе этот взгляд, но не смел отпрянуть.

Наконец комиссар сказал:

— Батюшка, нельзя ли нам поговорить где-нибудь на свету? Второй кавполк собирается прочесать Грязь и предпринять карательные меры. Скоро прибудут из Москвы продотряды. Я пришел сюда, чтобы предотвратить насилие. Вы, как слуга Божий, наверняка тоже хотите его предотвратить.

Но настоятель уже удалился к иконостасу. Астапов неохотно последовал за ним, чувствуя, что его выставили дураком, по крайней мере в глазах Никитина и наблюдающих за ними святых. Настоятель грязского храма остановился у очень маленькой и темной иконки, очевидно, изображающей Богоматерь с Младенцем. Икона лежала на выщербленной подставке в окружении красных обетных свечей.

— Батюшка, пожалуйста, давайте поговорим серьезно. Если вы будете с нами сотрудничать, то спасете жителей деревни от ужасной участи, — еще раз попытался Астапов.

Священник все стоял у подставки в благоговейном экстазе, словно впервые увидел эту икону.