Анатолий КУРЧАТКИН - ЦУНАМИ

— Откуда, — так же тихо ответил Рад. — Что я, в лес, как в магазин?

— Плохо, Слава, — заключил Павел Григорьич.

Лесник остановился, не дойдя до них метров трех. Это был крепкий мужик лет пятидесяти, на необремененном раздумьями о добре и зле мордастом его лице была написана железная решительность непременным образом оправдать свое сидение в засаде.

— А это с тобой кто? — спросил он Павла Григорьича, указывая движением бровей на Рада.

— А это не со мной, это сам по себе, — сказал Павел Григорьич. — Мало ли что вместе. Может, я с ним, — неожиданно добавил он и, поглядев на Рада, подмигнул ему.

Рад промолчал. Он предоставил право вести разговор своему магазинному знакомцу.

— Ну так что, — сказал лесник, — мне все равно: вместе, не вместе. Что делать будем? В милицию протокол составлять?

— Какой протокол, Мишка, ты что? — голос Павла Григорьича стал просителен. — Знаешь, для кого елку-то срубил? Для самого мэра. Ему пру.

В глазах у лесника выразилось напряжение мыслительного процесса.

— А чего это он у тебя-то попросил? Чего не у меня?

— Так я же сосед, не ты.

— Ты-то сосед, а лесник-то я.

— Ну так я за мэра-то ответить не могу. — Теперь в голосе Павла Григорьича отчетливо прозвучала гордость, что городской голова обратился с этим тонким поручением именно к нему, не к кому другому. — Попросил и попросил, я разве мэру могу отказать? У самого у меня уж стоит. Можем зайти — увидишь.

— И на базаре купил? — сардонически вопросил лесник.

— Нет, на огороде у себя вырастил, — ответил Павел Григорьич.

Ответ был достоин вопроса. Рад, все это время молча внимавший происходящему разговору, не сумев сдержаться, фыркнул.

Он фыркнул — и тем словно сбросил с себя некую маскировочную сеть, которая, если и не скрывала его от лесника, то как бы оберегала.

— Что, тоже для мэра? — обратил на него лесник свой взгляд.

— Ладно, — миролюбиво сказал Рад. — Сколько?

— Что «сколько»? — с той же сардонической интонацией, что Павла Григорьича о базаре, вопросил лесник. — Это вы должностному лицу взятку предлагаете?

— Отступного я предлагаю.

— А если я не беру отступного?

— Ну тогда поехали в милицию протокол писать, — сказал Рад. Он был уверен, что никакой протокол леснику не нужен.

Это лесник незамедлительно и подтвердил.

— По пятьсот рублей с носа, — проговорил он.

— По пятьсот? — ахнул Павел Григорьич. — С ума сошел? Да я и не себе. Иди вон к мэру, с него и требуй.

Взгляд лесника помутнел. Шестерни мыслительного процесса, что шел в нем, откровенно лязгали вхолостую, искрили и скрежетали, от них едва не валил дым.

— Семьсот пятьдесят с тебя, — сказал лесник после паузы, сосредоточивая прояснившийся взгляд на Раде. — Елки ты нес? Твои елки.

— Подумай еще, — предложил Рад. — Не зарывайся.

— Ты мне?! Ты с кем? Ты кому не «зарывайся»?! — Рука лесника схватилась за ствол ружья у бедра и дернула его вперед; ствол ружья глянул на Рада. — Я вот с тобой… всажу сейчас в пузо, засею квадратно-гнездовым. А Пашка подтвердит, что напал на меня. — Подтвердишь?! — скосил он глаза на Павла Григорьича.

Из Павла Григорьича изошел быстрый услужливый смешок.

— Заплати ему, Слава, — сказал он. — Дойдете до дома — и заплати. Чего тебе. Зачем тебе неприятности. — И, не дожидаясь ответа от Рада, с той же угодливой услужливостью посыпал, адресуясь уже к леснику: — Да он заплатит, заплатит. Он все понимает, чего ты! Хороший парень, он непременно!

Павел Григорьич был настоящей придворной лисой, высшей пробы.

— Нет, Павел Григорьич, — сказал Рад, — за мэра вашего платить я не буду. Разбирайтесь с ним сами, как хотите.

— Да Слава! Да Слава!.. Ты же елки нес, в самом-то деле! — Придворный лис явил себя во всей своей царе-дворской красе.

— Дальше понесу одну, — объявил Рад.

— Так чего уж делать. Придется другую понести мне, — согласился Павел Григорьич.

Рад поднял со снега парусинный кокон своей елки, вскинул на плечо и двинулся из оврага на подъем. Лесник, увидел он периферическим зрением, снова опустив ружье вниз дулом, заскользил следом за ним.

— Ты что, здесь, что ли, живешь? — спросил лесник, когда Рад, сойдя с лыжни, тянувшей себя обочиной дороги, свернул к своему дому.

— Здесь, — коротко ответил Рад.

— Так вроде тут кто-то другой хозяин.

— А живу я, — сказал Рад.

— А, ну понятно. — В голосе лесника прозвучало облегчение, словно он разрешил для себя давно мучавшую его задачу. — Снимаешь, что ли?