Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

– Ну-ну, – Басби мягким движением подхватил капельки слез у ресниц. – Во-первых, давайте попробуем сделать вот так… – он тронул лямку сорочки и спустил ее с плеча. – Вторую – сами. И покажите, где пуговки, мы с ними разберемся, – он нагнулся и быстрым поцелуем подхватил две последние слезинки, а остальные высохли сами.

Лидия послушно выпросталась из-под одеяла и повернулась к Басби спиной, продемонстрировав длинный ряд костяных застежек на сорочке.

– Вот и чудесно! Сейчас мы попробуем побороться с этими вашими кузнечиками, – щелчками он стал отстегивать один крючок за другим. – Посмотрим, какое это даст нам преимущество.

Плямс! – отскочила последняя пуговка. Лидия инстинктивно выпрямила спину. Боже, да это же теперь настоящая кокотка! Прямо как во французском романе. Подрагивало пламя свечи, медленно двигались тени по деревянной крашеной стене – все происходящее казалось отрывками фильмы, снятой в кривоватых декорациях, которые любят рисовать так называемые авангардисты.

Басби провел рукой по голой спине Лидии.

– Не напрягайтесь, милая. Попробуйте откликнуться на мои прикосновения, – зашептал он, и от его наставительного тона у Лидии закружилась голова. – Ваша спина выписана удивительно красивой линией – взгляните на свою тень на стене, – он приподнял пальцами ее подбородок, легким движением заставил отвести назад плечи и, тронув локоть, попросил поднять руки. Лидия мельком оглянулась на своего любовника – как чудно: он действительно рассматривает ее как скульптуру или как картину. Несколько со стороны: будто он зритель или посетитель выставки, а она… Она повернула голову вполоборота, чтобы показать ему линию шеи – ежели дело в линиях, то бояться ей нечего. Тяжелые волосы все еще были схвачены шпильками. На стене покачивались тени двух завитков. Ей нравилось позировать. Не стыдно и так сладко… слишком сладко. Басби легкими поцелуями коснулся ее плеч, привлек к себе. Потом давал еще какие-то указания, которые поначалу смущали, но его ласковый голос и искреннее любопытство легко подчинили ее. «Должна ли я остановиться? – пронеслось у Лидии в голове. – Ах, разве останавливают фильму посреди сеанса? Когда стрекочет проектор и все заворожены».

Ее старательное послушание сводило Басби с ума. Слишком неожиданно. Первые несколько встреч он ждал, что «прекрасная Лидия» одумается, что окажется: она играет, использует специальную стратегию соблазнения, дабы выждать момент и выкинуть какой-нибудь фортель. Но покупался на ее нежную уступчивость, задумчивую сговорчивость. Как внимательно она вслушивалась в его шалые указания и старательно исполняла их! «Однако… не слишком ли мне повезло? Где подвох?» – думал он иной раз, закуривая сигарету и медленно возвращаясь в себя после особенно длительного любовного «сеанса». И уж, конечно, забавлял контраст между податливой «чаровницей» и госпожой Збарски – грозной кинодивой, известной непререкаемыми требованиями и списком правил, которые она выставляла продюсерам. На эту тему синематографические газеты даже публиковали фельетоны. Почему-то он привык штудировать их, будто чувствуя, что синема кружит вокруг него. Но что он сам хотел от вымытого до черно-белого блеска экрана, который казался ему слишком стерильным в сравнении с театральной сценой и кулисами, где жизнь шкворчит, как лук на сковороде, и брызжет маслом во все стороны? Как подступиться к синематографу, пока было непонятно. Только после каждой встречи с госпожой Збарски он поджидал появления фильмовых титров: вдруг на предзакатном небе, или на стекле автомобиля, или на амальгаме зеркала появятся ожившие буквы и сложатся в имена исполнителей главных ролей. Связь с «поэтической Лидией» (про себя он всегда давал ей велеречивые имена) более всего напоминала ему странное шоу: череда сумасбродных номеров на удивительных сценических подмостках. Иногда – раз в неделю или чаще, или реже – занавес поднимался, и…

…Басби поставил на стол пустой бокал, перекинулся еще парой слов с приятелями, поднялся из-за столика, бросил на стол купюру и, сев в машину, отправился за город, на летное поле, к доброму дядюшке Антону Павловичу, владельцу металлических птиц и стрекоз, к крошке-авиетке, названной в честь несчастного пропавшего поэта «Велимир Хлебников». Басби ехал медленно, раскидывая направо и налево улыбки, кивки и приветствия. В городе его, кажется, знали все. «Сбежавшая кукла» всю зиму шла в театре с неизменным аншлагом. Мартовские гастроли в Киеве прошли под овации публики. Басби раздавал интервью. Его фотографии украшали первые полосы газет. А он уже репетировал новый спектакль – «Кот на крыше».