Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

– Здесь нас никто?.. – прошептала она, прильнув к нему.

– Никто, никто, – усмехнулся он, проводя тыльной стороной ладони по ее щеке, и они провалились в сугроб перины.

Лидия не переставала удивляться тому, как ловко он придумывает места для встреч. То они как бы случайно сталкивались у колеса обозрения в городском саду и, обменявшись вежливыми поклонами, садились в одну кабинку. Когда кабинка поднималась наверх, колесо останавливалось – Басби договаривался со смотрителем, что тот опустит их не ранее чем через час. То Басби назначал ей встречу на шоссе, что вело в Массандру. Она отпускала таксомотор, шла с километр пешком и каждый раз, увидав у дороги вишневое авто Басби, похожее формой на рыбу, почему-то вздрагивала от неожиданности. В ожидании ее он обычно курил, облокотившись о капот, а когда она приближалась, давал три торжественных гудка, и их рыбка-красноперка, виляя по озорным изгибам горной дороги, неслась в пещеру, головокружительно парящую над ущельем. Басби называл ее «наш Сезамчик» и уверял, что узнал о ней из древней книги про духов и колдовские заклинания. Но главным местом встреч был заброшенный маяк на мысу за старым портом. Триста тридцать три ступеньки наверх, взбегая по которым Лидия всегда задыхалась и несколько раз останавливалась передохнуть. Комнатка смотрителя с круглыми стенами. Плошка с горящим маслом на столе. Резкие вскрики чаек. Запах соли, несущийся в окна с выбитыми стеклами. Иногда чайки садились на чудом уцелевшие оконные переплеты и, кося хищным круглым глазом, наблюдали за Басби и Лидией. Море шумело далеко внизу, словно оберегая их от ненужных визитеров.

Збышек с Марысей вернулись через неделю после первого явления Басби. Лидия приняла Збышека, поражаясь собственному спокойствию. Только в первый раз – первый после поцелуев Басби – она чуть не выдала себя.

– Ты так поправился, – с искренним удивлением произнесла она, обнимая мужа. – Совершенно другие… – и запнулась.

«Совершенно другие плечи», – сказала она про себя и закашлялась. Раньше она касалась лишь одного мужского тела. Форму плеч и рук Збышека знала назубок. Басби был другим. Конечно, другим. Боже, сейчас она запутается! Ее охватила паника. Запутается в именах, в запахе кожи, в родинках. Где она? С кем? Если Збышек что-то спросит, она точно попадет впросак.

– Ты думаешь, поправился, дорогая? – муж расстроенно откинулся на подушки и сверху вниз посмотрел на свой живот, проглядывающий сквозь полы халата. – Ты даже не представляешь, сколько приходится есть в Москве! И всегда мясо, пироги. Я и сам чувствую, что прибавил. Ну, поди ко мне, любимая, я осторожно.

Лидия хотела было – …ах, ей совсем не до его тяжелых прикосновений, когда кожа гудит от давешнего безумия, – ведь можно отвлечь Збышека на разговор о спортсмэнском клубе, который открыли в «Парадизе», заболтать, приказать, в конце концов. Однако не будет ли спокойней, если позволить ему… Только надо отвернуться. Ну, куда он тянет свою руку? Совсем не так – какой неумеха! Она взяла мужа за кисть (не более ли деловито, чем следовало?) и положила ее на свою лопатку. Надо всего лишь вспомнить. Не так все просто, но не в этом ли суть системы Константина Станиславского?

Она находилась очень, очень далеко от Збышека, когда тот целовал ее вспотевшие волосы. А тот был счастлив и благодарен за ее – нет, не страсть, а новую для него отзывчивость. Когда Басби долго не давал о себе знать, у Лидии всегда находились ласки для Збышека. И отговорки, если Басби вдруг овладевала охота к частым свиданиям.

Недавно Басби приснился сон. Он сидел на краешке сцены и вспоминал его. Был обеденный перерыв, и танцовщицы упорхнули в кафе. Дирекция театра арендовала на два часа в день столовую, которую, придерживаясь новых либеральных веяний, выстроил для малоимущих глава ялтинского дворянского собрания. Там щебечущие стаи танцовщиц рассаживались вдоль длинных столов и, галдя, поглощали овощные супы и паровые котлеты. Самые беспечные успевали еще заглянуть в кондитерскую на углу Северного проспекта и пришпилить мельхиоровыми вилочками по паре крохотных пирожных. Девиц, которых с легкой руки столичного кудрявого поэта (любителя балерин, привозившего недавно в Ялту свою новую пассию) стали называть «мюзиклетками», в театре было уже более полусотни. Прошел слух, что Басби Визг («Нет, все-таки это псевдоним?» – переспрашивали друг друга зрители, ведь никто до сих пор не знал его настоящего имени) в следующей постановке решил чуть ли не утроить ряды улыбающихся блондинок, отбивающих каблучками чечетку. Как он разместит их на сцене?