Дмитрий Пригов - Написанное с 1975 по 1989

Дома детей он посещает

Места так милые ему

И все дозволено ему

Живьем, но не прикосновеньем

Ой, головушка болит

Как была б она гранит

Или мрамор белый

Так не болела б

А среди площади стояла

И следила строго

Чтоб у других болела

Коль живые, гады!

Отбежала моя сила

На полметра от меня

Я лежу, ее бессильно

Достопамятно браня:

Ах ты, подлая и рыжья

Ну, чуть-чуточку, едрит

Подойди ко мне поближе!

А она и говорит:

Пшел вон, старый

Вот приходит она, боль

Как зверушка малая

Всяк бежит ее убить

А я вот ее балую

Пусть побегает — говорю

Но не очень больно

Она ж склонит ко мне головку

И прошепчет: Больно! –

Дай тебя я пожалею

Бедная моя

Зуб был горячий как струя

Вдруг обнажившегося ада

И все были смертельно рады –

Врачиха рада, дети рады

И люди рады, но не я

И все бежали воперед

Крича: Сейчас прикончим гада!

Но я взмолился: Не…, не надо!

Не тро…, не трогайте меня!

Вот троните — и все зальет

Неотмывающимся ядом

Вплоть до небесного Кремля

Отойдите!

Пусть я один погибну

Господи, страшно смотреть на ребенка

Глянешь — а он в одночасье помрет

Как-то не так тебя, скажем, поймет

Да не опомнится — дело-то тонкое

Да и обратно ведь — ведь не уйдешь

Вот ведь, удержишься — да и помрешь

Сам

Счастье, счастье, где ты? где ты?

И в какой ты стороне?

Из-под мышки вдруг оно

Отвечает: вот я! вот я!

Ах ты, милое мое!

Детка ненаглядная!

Дай тебя я пожалею

Ты сиди уж, не высовывайся

Прекрасной летнею порою

В саду вечернем я гуляла

И птица с женской головою

Печально надо мной летала

И Анны голосом мне пела

Марины голосом кричала:

Отдай, отдай мне свое тело!

Я все, я все начну сначала! –

Я смутилась и ушла в дом

Девушка пройдись и встань

Лет семнадцать тебе вроде

Ты прекрасна при народе

Словно трепетная лань

Ну а я уж стар и зол

Сорок лет мне будет вроде

Как поэт я при народе

А по правде — как козел

Я на большой горе стояла

И сердце мне орел клевал

И медленно околевал

И кудри я его ласкала

И свое сердце проклинала:

И, мое каменное сердце!

Ты разве пища для младенцев

Небесных

О-о-о!

Было время такое

Что шея была у нее молодая

А теперь она просто сама молодая

А шею оставим в покое

И прочее тоже оставим в покое

Просто может быть шея такая

А прочее — все молодое

Да и сама молодая

Вот они девочки — бедные, стройные

С маленькой дырочкой промежду ног

Им и самим-то не в радость такое-то

Да что поделаешь, ежели Бог

Ежли назначил им нежными, стройными

С маленькой дырочкой промежду ног

Он уж и сам не в восторге-то, Бог

Да что поделаешь — сразу такое-то

Не отменишь

Она вскричала: Боже! Боже!

Закрой во мне что только можешь

Что должен я в тебе закрыть? –

Вот эту маленькую дырочку

Почти мышиную что норочку

Неразличимую, едрить

Почти! –

Зачем же должен я закрыть

Коли она неразличима

Почти? –

О, Господи, но ведь мужчина

Он вездесущий ведь, едрить

Почти! –

И что ж он ведает такое

Что я ему не попускаю? –

Все, все он ведает такое

Почти! –

А ты? — А я бела как соболь

Почти! –

И что? — Нет мерзости во мне

Почти! –

А он? — А он к тому не приспособлен

Почти! –

И что? — Спаси! Пусть он вовне

Так и остается!

Зачем же он тебе вовне?

Тогда убей, убей его во мне!

Убей! убей! убей! убей

Ветер воет-завывает

Прямо кости вынимает

Вынет так одну вот кость

Понесет куда невесть

Понесет куда — незнамо

— Кто-то в дверь стучится, мама! –

Глядь — а там уже как гость

Самоотдельный

Она же самая и стоит — кость

Но страшная неузнаваемая, что и не скажешь — кость! угадаешь лишь что она, но словно истиной и властью неведаной преображенная и облеченная

Она лежала и была

О Господи! — была — о, Боже!

Обтянутая гладкой кожей

Жива и мертвенно бела

А красное внутри все было

Иль показать его забыла

Решила ли его скрывать…

А может что такое знала

Что мне и вовсе не понять

Вот что-то левое плечо

Живет совсем меня отдельно