Олег Дарк - Смерть в гриме

— Чтобы нам жить раздельно. Я сначала еще не хотела.

— Зачем это было ему нужно? — спрашивает Руслан.

— У меня есть одно предположение, — медленно отвечает Лариса. — Я думаю, ему нравилось, что я его принимаю или езжу к нему как будто из милости, эта его ссылка, в которую его отправили. Есть такие люди…

— Я знаю.

— Ну вот. Ты знаешь, я все равно не верю, что это было его самоубийство, хотя мне так и удобнее.

— Ты видела меня из шкафа? Я почувствовал.

— Конечно. Меня Руслан предупредил заранее, и меня увлек его план. Мне очень захотелось тогда, чтобы ты меня увидел как следует. Он мне много про тебя рассказывал, как вы лежали на диване и разговаривали. Но только он очень быстро перестал о тебе тогда думать, а я очень старалась.

— Я это почувствовал.

Руслан (прежним тоном, его голос рассказчика все это время то исчезал, как будто проваливался, то вновь возникал, так бывает, когда ручку магнитофона кто-то крутит или радио): взрослая женщина, то поняла бы природу своего любопытства и как она может его удовлетворить, но она пока не знала, что ей надо со мной делать. Среди прочего мы разговаривали о том, что будем делать после школы. Она собиралась на филологический, я тоже стал задумываться и увидел, что мне надо выбирать. Учился я неплохо и ровно по всем предметам. То есть они мне все были равно интересны или неинтересны, это все равно. Но я подумал, что если техническую специализацию, то мне придется бывать каждый день в НИИ, или КБ, или нужна лаборатория, то есть в коллективе, меня будут видеть каждый день и рассматривать. Обсуждать и делать выводы. Я решил — литературу, потому что она предполагает замкнутую домашнюю работу, где не придется ни с кем общаться и не буду стесняться внешнего вида. Только иногда съезжу в редакцию и сейчас же опять

— Потому что меня не оставляет мысль, что все это все-все было разыграно, так непохоже на него.

— Кем же?

— Да мало ли их вокруг меня. Этот Степан…

— Да, Вы говорили.

— Чтобы его убрать от меня.

— Чем непохоже?

— Ему нравилась такая жизнь. А этот грим на нем так к ней подходил. Он должен был хотя бы сперва показаться в нем мне, чтобы я оценила.

— Да как мы можем узнать теперь, что он думал тогда, — говорит Руслан.

Руслан: Увидев однажды нас, как мы с ней прогуливаемся, Алеша однажды стал шептать мне на уроке сказал мне на уроке обернулся ко мне на уроке повернул ко мне голову и сказал, повернув ко мне голову на уроке: Да что ты можешь с ней, с Катькой, она же тебе не даст никогда, — продолжал Руслан. (продолжает продолжала рассказывать Лариса рассказывал Руслан как ни в чем не бывало присевшему неподалеку от ее ног бритоголовому Беку.) — Ты видел нас? Я пожал своими (какими-то) плечами. — Знаешь чего, — сказал Алеша, — хочешь, я же тебе помогу. — Это как? Не нужно. — Ну тебе же, я подумал, может быть, уже нужны девушки, женщины, наверное. Он засмеялся. — Нет, — солгал я, — я никогда о них не думаю давно не думаю о них. — Ну да! — не поверил мой сосед. — А то я тебе могу. Он отвернулся, и мне стало любопытно. — Хочешь? — Что? — Ну я договорюсь, уговорю, привезу, да заставлю, потому что мне жалко тебя. Мне за тебя обидно. Никто меня не посмеет отказаться у меня. — Нет, спасибо, — сказал я, — если мне понадобится, то мне это надо самому обязательно сделать, я решил. Без посторонней помощи. — Ну как хочешь, мое дело предложить. Кажется, он даже обиделся.

— И что было дальше? Так интересно, — спросил он меня, медленно закуривая свою египетскую (израильскую, турецкую) сигарету (длинную, короткую).

— Конечно, расскажу.

— Этот вечный поиск, который никогда неизвестно, чем закончится.

— Не знаю, не знаю…

— Почему нет?

— По-моему, обычная очень скучная текучка. Когда проживаешь какой-то отрезок, то всегда кажется, что могло быть и поинтереснее.

— Чем закончится, всегда на самом деле знаешь.

— Ну если Вы об этом, то это же тривиально.

— Да, да. И тогда начинаешь придумывать

— Передумывать, — строго поправил Вадим Петрович.

— Как могло быть иначе.

— Во всяком случае, я их с юности боюсь.

— Ты имеешь в виду энциклопедические?

— То есть не то что боюсь, а они производят на меня такое впечатление. И одновременно что-то тянет еще раз каждый раз заглянуть.

— Нет.

— Пожалуй, это единственная причина, по которой кто-нибудь может чуждаться славы.

— Я тебе не верю.

— Но это правда.

— Как будто что-то тянет каждый раз. Там же две даты, в таких скобочках через тире. Вот это тире и больше всего. Одна — рождения.