Олег Дарк - Смерть в гриме

— Нам нужна Лариса, — сказала Галя изменившимся голосом.

— Я помню.

Он меня узнал.

Медленно узнавая, переводил взгляд с меня на нее.

— Скажите, это по поводу Руслана, — сказал кто-то из нас.

— Сейчас спрошу. Лариса! — позвал, как в прошлый раз.

Головорез удалился, и пока он удалялся, я видел его спину, не скрывшуюся и тогда, когда он всунулся в дальнюю по коридору дверь, закрывая ее за собой и мешая себе ее закрыть своим телом.

— Там к тебе…

Дальше я не слышал. Он вернулся очень скоро.

— Велела впустить. (Ухмыляясь.)

Мы шли за ним по коридору. Она была в розовом жарком пеньюаре. Согнувшись над закинутой на колено ногой, стригла ногти. Посмотрев на нас у двери и кивнув, пригласила приблизиться. Мы дружно подошли.

— А это кто? (Меняя ноги.)

— Он со мной. Он мне помогает.

Я робел.

— Помогает… В чем? Вы следователь? У Вас есть ордер? Вы будете меня допрашивать. Или Вы его родственник? Может быть, брат, приехали издалека и хотите узнать о последних минутах? Вы его друг. У Вас есть подозрения, и Вы хотите их проверить. Я даже знаю, какие, но я готова. Извините, я сегодня не в духе, со мной бывает. Вот он знает.

Теперь она поджимала ногу, которую перед этим стригла.

За нашей спиной, и повторял за нами все наши движения: мы сделаем шаг, и он за нами, мы сели, и он присел на корточки посреди комнаты.

Поднимается по ее сырой коже испарина, собирается в крупные капли, они — в еще более крупные, те стекают вниз, оставляя мутные следы в белесой шерсти, которую любил Руслан.

— Вы — Руслан. Я мылась, — объяснила она. — Садитесь. А ты мне не нужен. (Показав на пол возле себя.)

Ушел, бесшумно прикрыв дверь.

Сел на красную, с вышитым рисунком подушку, а Галя, поискав, — на стул. Притащила его от стены. Потому что другой подушки на полу не было. Кроме ее кресла, этой подушки, небольшого пустого письменного стола без стула и стула у стены, в комнате ничего не было.

— Мне о тебе Русланчик сказывал. Но ты меня видел, а я тебя нет, — странно сказала Лариса, и ГГ с любопытством покосилась на меня.

Потом она рассказала, что «они» ее совсем замучили. Вбили себе в голову, что я приношу им счастье, полный, с ее точки зрения, детский сад, и ни одной сделки без меня не заключают. А требуют ее присутствия. Вот и сегодня звонили, да она отговорилась. Хватит того, что я им идеи даю. Вы знаете, что мы буквально ходим по деньгам? Это ей пришло в голову, когда она еще была женой другого мужа, и очень мучило, потому что я не знала, как это устроить. Но я думала, что Вы больше. Мне-то к Вам еще надо приноровиться. (И подчеркнув это "то".) А сейчас вдобавок думают, что мне тоже что-то грозит после его убийства. Не оставляют ни на минуту, если сама не прогонит. Они думают, что это меня хотели тогда. Не верьте этому. Да Вы ведь и так мне не верите, — закончила она, как в известнейшем русском романе.

Когда она меняла ноги, из-под пеньюара горячо и густо пахнуло, и она невнимательно скользнула взглядом мне между скрещенными ногами и прикрыла колено.

— Вы ведь думаете, что это я распорядилась. О, как Вы правы, Вы даже не знаете, хотя и не в том смысле. Не надо было с ним. Хотя и могла, конечно. Он мне и в самом деле последнее время. Лез и все спрашивал, когда да когда. Но я же сама виновата, что ему наобещала. Да откуда же я знаю. Было уже не до издательств, я другим увлеклась. Обещания ему висели на мне, как крест. И Степан уговаривал — нет, это не Степан, — кивнула в сторону коридора, — просто шестерка, — убери да убери его, потому что мешает, зачем он теперь тебе. А я все медлила, потому что виновата. Я даже рада потом была, что так само устроилось, кто-то для меня постарался. То есть не то что рада — (Испугалась, но не потому, что проговорилась, а вот именно чтобы уточнить и поправить мысль.) — Мне его будет очень не хватать. Да я бы, я думаю, и никогда бы не решилась, так бы и мучилась с ним все время, пока его наконец не убили бы, потому что его все равно рано или поздно убили бы, Вы не понимаете. Но и не потому, что привыкла или когда-то любила, я его никогда не любила. Но и эта его нелепость, его требовательность, вера, его надежды и любовь, что я не обману, то, как он любит меня, Вы же знаете, он меня любил, только он и больше никто, и смешные абсолютно бездарные «тексты», как он их называл, — все это было очень трогательно. Но сначала-то я была потрясена, рыдала как ненормальная. Не знаю почему, потому что не любила его никогда. Наверное, поэтому. Вы знаете, как мы познакомились?