В первый раз она проснулась оттого, что подруга рядом, во второй, и уже окончательно, — от окрика. Приказание Яна выполнила почти охотно. Пускай они ее оставят только в покое, потом вспоминая думала, что тогда и приняла окончательное решение. Но надо же что-то делать, вот связалась, но кто же знал, не может же она ничего не предпринять. (Наблюдая их борьбу и сопротивление бывшей подруги.) Была отброшена, и теперь вжималась в матрас, трясясь от страха и злости. Кричит и стонет, пока я тут едва не убитая, дорвалась. Им было явно не до нее. Подхватила одежду и выскочила вон. Продолжая трястись, но уже больше от нетерпения и прибывающей радости, что выбралась, одевалась, роняя и подбирая с полу. Ее никто не преследовал.
Погуляв немного, потому что еще рано, отправилась к ребятам, которые давно ее звали. Конечно, им сейчас же все рассказала, испытывая от этого некоторое удовлетворение. Ми-ха-ил был рад. Боясь объяснений с подругой, съездила за вещами. Но и тут все обошлось. Та сама уж хотела, да не знала, как сказать. Ушла на кухню, будто обидевшись. Теперь к ней этот переедет. Так что все устроилось как нельзя лучше. Хлопнула дверью на прощанье. С тех пор Светы избегала. В коридорах сторонилась ее и даже пряталась, если раньше издали увидит, пережидая. Столкнувшись однажды нос к носу, бросились друг к другу на шею, зарыдав. Вот все и объяснилось, она просто не поняла тогда ничего. Они только друг друга и любили. От Михаила давно уйти собиралась, только не было куда.
Автор не успел показать, как они живут вместе. Их налаженный, быстро ставший привычным быт. Поездки за город. Мы их можем себе только воображать. Посещение мастерских знакомых художников и городского музея, где Ван Гог. Друзья у них часто собираются, что всегда заканчивается бурной, несколько истеричной, неудержимой пьянкой. (Тамара зовет к чаю.)
Го-то-вил бли-ны, по части которых он вообще большой мастер, как все счи-та-ют. Та-ма-ра по-про-си-ла. Второй и третий неудачные. Из чего сле-ду-ет: ут-вер-жде-ни-е, будто первый блин комом, не-вер-но. Может быть и вто-рой, и тре-тий. Затем мыл по-су-ду и пол в кух-не, обычно здесь всегда не-чис-ты-е. Про-де-лал э-то с у-до-воль-стви-ем. Из че-го так-же вы-вод: лич-ность, бо-ле-е все-го пред-наз-на-чен-на-я для дел ис-кусс-тва, не толь-ко не спо-соб-на ми-ри-ться с о-кру-жа-ю-щей гря-зью, но и у-до-вле-тво-ря-ет при-су-щу-ю ей по-треб-ность в твор-чест-ве, при-во-дя е-го к до-ступ-ной для не-го (окружающего) чис-то-те.
Мой дед, соседи говорили, оходил
Оглоблей здоровенного медведя
На дедов двор забрел тот сдуру
Дед осерчал. Медведь бежал
Старик был крут, домашние боялись
Ему сказать что бы то ни напоперек
В Москву ж приехав к сыну, испугался лифта
(После разговора с женой о том, как нам жить дальше.)
Теперь о Яне. Что мы о нем знаем? Наверняка — только то, что он приезжий, эстонец, что играет на гитаре и поет их песни и что, добиваясь своего, не знает жалости. Но даже последнее — уже из области предположений и фантазий напуганных девушек. Мы можем только догадываться, что он чувствовал, погружая героиню в кровь и муку. Образ пыточных дел мастера, наслаждающегося причиняемой болью, ничем далее не подтвержден. Впрочем, как и не опровергнут. Была ли его жестокость случайным, не имеющим прецедентов эпизодом, удивившим его, может быть, не менее, чем его жертву (потому и прогуливал ее полдня, потому и приехал на следующий)? Или же она его обыкновенное, повторяющееся поведение, в котором он периодически испытывает трудно преодолимую потребность? Мы не узнаем никогда.
Скорее всего, жестокость эта не была им запланирована, он к ней сам не был готов. Иначе, отчего же его агрессия никак не вытекает из предшествующего ей поведения героя (пел-вероятно-шутил, потом целовался, возился с теми самыми джинсами) и никакого продолжения не находит в последующем: прогуливались, пообещал приехать и приехал, даже джинсы не отнял, а робко выпросил. Объяснение с крючком, с которым он якобы не совладал, не выдерживает критики. Захотел бы, так уж, верно, нашел бы способ принудить героиню раздеться, например, угрозами. Но ничего этого не было.
Более реалистичным кажется другое объяснение. Ян не собирался насиловать героиню. Напросился же к ней, отчасти чтобы обеспечить себе ночлег в чужом городе (тут рассказчица права), отчасти — в самом деле имея в виду переспать, видать, понравилась она ему. Почему бы и не предположить зародившееся в нем чувство к маленькой, полубездомной, как и он, художнице? Еще робкое и едва для него самого заметное, кто знает, не превратилось бы оно со временем во что-нибудь более серьезное?
Читать дальше