Эдуард Лимонов - Виликая мать любви (рассказы)

— Я представляю вас, Никита, как бы современным Генри Торо… в железных очках на носу, сидя за деревянным столом в занозах, вы записываете в пухлую тетрадь. На ногах у вас толстые носки и буйволиные, на меху, мокасины… — Натан Аргус мягко улыбнулся, и в этом его замечании и улыбке выразилась полностью любовь его к Никите. Чувствовалось, что Никита пришелся ему по душе. Сам Натан, как я уже знал от Никиты, пользовался даже не электрической пишущей машинкой, но смесью компьютера с пишущей электронной машиной. Однако, различные в выборе средств производства, ими используемых, Натан и Никита (плюс созвучие имен, не правда ли?) разделяли страсть к отшельничеству. Оба не выносили больших городов и предпочитали медвежьи углы. Правда, русский модернист самоизгнанник Никита, разумеется, не мог приобрести себе гору, как сделал это мученик Голливуда Натан Аргус. Посему он менял медвежьи углы. Калифорния, Канада, Вермонт. Были бы и железные очки, я не сомневаюсь, но пока у Никиты было стопроцентное зрение.

— Никита говорит, что вы один из самых интересных русских писателей. — Аргус положил ногу в черной штанине на другую и одним пальцем, элегантно, подскребнул шею под бородой. Едва уловимым движением. — К сожалению, я лишен возможности прочесть ваши книги. Я не читаю по-русски и очень плохо читаю по-французски. Кто-нибудь собирается издавать ваши книги в Соединенных Штатах?

— Надеюсь, что когда-нибудь это произойдет. В свое время именно по причине того, что никто не хотел здесь мой первый роман, я и откочевал из Соединенных Штатов.

— Где вы живете в Париже? — спросила, птичкой высунувшись из-за края кресла, Найоми Аргус.

— «Женская половина», разумеется, не была отделена от мужской, но было такое впечатление, что наши дамы посажены Аргусом в женское гетто. Как-то само собой получилось, что мужчины были усажены Аргусом на лучшие места, а дамам, за исключением Найоми, поместившейся ближе к Аргусу, достались кресла похуже и на отшибе.

— В Марэ, — ответил я. — В еврейском гетто.

— Не следует так говорить… В Париже нет гетто. Я жила в Париже много раз. Гетто есть в больших американских городах. Гарлем — это гетто. — Было видно, что Найоми рассердилась.

— Наш гость не вложил в это определение никакого обидного смысла, — вступился за меня Аргус.

— Да, — подтвердил я. — Во всех путеводителях по Парижу сказано, что Марэ — самое старое еврейское гетто в Европе. — Мне не понравилась болезненная чуткость Найоми к еврейскому вопросу. Разволновавшись от единственной моей фразы, она раскраснелась, и темные глаза ее сердито метнулись несколько раз от меня к Аргусу, от Аргуса ко мне. Белая, некалифорнийская физиономия Найоми, напудренная, с трещинами морщин, напомнила мне вдруг физиономию жены советского поэта Левитанского. Сердитая, в креме, злая супруга поэта промчалась из ванной в спальню к телефону, в то время как я сидел на диване в гостиной — юный поэт, только что приехавший в Москву, прижимая к груди тетрадку со стихами. Тогда же я дал себе слово, что у меня никогда не будет такой, с кремом на лице, сердитой жены. Стервы, оторвы, выдры. Кажется, у Аргуса была именно такая жена. Я с удовольствием вспомнил свою теорию о том, что женщина хороша лишь в период от 20 до 25 лет. И покосился на Джули. Ей шел двадцать шестой год. И, вспомнив опять о Найоми, подумал: «Какого дьявола она такая чувствительная… Я же способен смеяться, если в моем присутствии вдруг высмеивают русских, скажем их алкоголизм, или даже выставляют их полными идиотами…»

— В Париже живет наш хороший друг, писатель Джордж Максвэлл. Вы, конечно, слышали о нем? — Аргус кашлянул, сценически подчеркивая конец акта и желание сменить тему беседы.

— Увы, нет. Я отстал от американской литературной жизни. Впрочем, и живя здесь, я ведь не принадлежал к классу интеллектуалов. Я общался с людьми моего класса: с получателями вэлфэра, с драг-аддиктс, с неудачниками всех мастей. С американскими писателями я не был знаком. — Я вежливо, но злорадно улыбнулся, проводя границу между Аргусом и его элитарными знакомствами и собой. Я не сказал свое любимое fuck you! но подумал.

— По книге Максвэлла сделан фильм «Флаинг мэн». Неужели вы не видели?

Я смутно вспомнил, что слышал о существовании такого фильма.

— Фильм получился грубоватый, но книга — экселлент. Прочтите обязательно. Будете уходить, напомните, я вам найду адрес Максвэлла в Париже. Он купил себе bateau [25] Bateau (франц.) — корабль, баржа. и живет на Сене. Я только забыл, у какого моста стоит его bateau…