Эдуард Лимонов - Виликая мать любви (рассказы)

— Только что закончил монтаж фильма. Два месяца я занимаюсь этим фильмом… Зачем? — Он пожал плечами. — Глупо. Вожусь, как ребенок с конструктором. Монтирую. Размонтирую… В этой комнате оборудования на три миллиона долларов…

— Полнометражный фильм? — осведомился я.

— Это не совсем фильм в полном смысле этого слова. Герои фильма не люди, но вещи. И ситуации между вещами. — Он отвернулся и побарабанил пальцами по одному из технических ящиков. Повернулся к нам лицом опять. — Кому все это нужно, молодые люди? Кому?

Я не знал, кому, и Никита, кажется, тоже не знал, не говоря уже о наших девушках. Шведского приличного происхождения, моя Джули робко пошевелила губами. Я был уверен, что ей очень хочется сказать, что «это», производимое Аргусом, нужно people и kids, или объяснить, что так велел Бог, но она стеснялась. Мы были странной парой, она — с ее тремя библиями в доме, и я, не верящий ни в Бога, ни в черта и как будто бы гнилой до мозга костей. Однако, очевидно в глубине первоисточника, наши души были родственными, иначе бы мы не продержались вместе целых три месяца. То есть или ее душа была гнилая не менее моей, или моя — приличной и религиозной.

— Может быть, мы могли бы посмотреть ваш фильм? — робко спросил Никита.

— Нет-нет, он не готов! — почему-то испугался Аргус и стал снимать халат. Сняв его, он стал еще более густым китайско-монгольским философом-скептиком. — Пройдемте в гостиную. — Скрипя домом, мы, все шестеро, отправились вниз. Я шел вслед за Аргусом и по уровню, на котором находился его затылок, определил, что он меньше меня ростом. Я пожалел Аргуса, представив его хрупким интеллигентом, заброшенным в страну крупных людей и довольно грубых нравов, присущих крупным людям.

— Так вы теперь живете в Париже? — обернулся ко мне Аргус. В таком ракурсе: скошенные черные глаза, седой кок надо лбом и седая лопаточка густой бородки — Аргус смотрелся необыкновенно хитрым и мудрым, вовсе не похожим на неуверенного в себе творца фильма, героями которого были вещи, каким он был всего лишь за минуты до этого.

— Да. Так случилось.

— Правильно выбрали. Жить следует в Париже.

Я хотел спросить его, почему он сам живет на дикой горе в Калифорнии, но он опередил меня и ответил на незаданный вопрос:

— Я живу здесь потому, что, к сожалению, связан с этой чертовой кухней, с Голливудом.

С момента, как я увидел Аргуса и признал в нем определенные достоинства, мне не терпелось померяться с ним силами. И вот случай, кажется, представился.

— Что до меня, я бы с удовольствием связал себя с чертовой кухней Голливуда, мистер Аргус. Бросил бы Париж…

— Это потому, что вы молоды. Садитесь. — Он указал мне на кресло, покрытое лисьей шкурой, сам уселся на соседнее, покрытое пледом. В главной гостиной была живая мебель, в противоположность зачехленной. — Что вы будете пить?

Он выскочил из моей неловкой первой западни легко и просто, с помощью бытового трюка.

— А что у вас есть? — спросил я, решив быть наглым и настойчивым. Я решил дать ему бой. Сразиться с жертвой кинобизнеса.

— Виски, джин, коньяк, вино… Вы, разумеется, привыкли к французскому вину. Увы, могу вам предложить только калифорнийское.

Я не привык к хорошему французскому вину, у меня не было для этого достаточно денег, я привык за год жизни в Париже к самому дешевому французскому вину. Я важно попросил коньяк. Девушки взяли по белому вермуту со льдом, Никита — «Белую лошадь». Натан Аргус налил себе шерри. Я решил, что отныне стану испрашивать шерри в подобных ситуациях. Шерри звучало элегантнее коньяка.

— Как продвигается ваша книга, Никита? — Писатель задал писательский вопрос.

— О, я работаю медленно, Натан… Несколько лет пишу одну книгу. Пишу от руки. Я старомоден, вы же знаете…

Никита кокетничал своей старомодностью. Пара романов, написанных им, вполне могла принадлежать перу автора «Слова о полку Игореве» — древнейшей русской фальшивки, подделки под XI век. По моему глубокому секретному мнению, Никита был литературным выпендрежником, неразумно растрачивающим свой несомненный талант на создание экспонатов для литературной кунсткамеры, но мы дружили. Ибо оба были выродками в современной русской литературе, незаконнорожденными детьми. Легкая, ни к чему не обязывающая дружба двух аутсайдеров. Благодаря ему я и оказался в маленьком калифорнийском городке. И это он познакомил меня с Джули. «God bless him». [24] God bless him (англ.) — Благослови его Бог.