Гу Хуа - В долине лотосов

– Гу Яньшань, здесь есть один интересный подсчет, который тебе не мешает послушать. Как установила наша рабочая группа, со второй половины шестьдесят первого года, то есть за два года и девять месяцев, в вашем селе было сто девяносто восемь базарных дней – из расчета шесть в месяц. Перед каждым из этих дней ты продавал новой капиталистке лоточнице Ху Юйинь по шестьдесят фунтов риса, из которого она делала рисовый отвар для дальнейшего обогащения. Итого ты продал ей одиннадцать тысяч восемьсот восемьдесят фунтов риса. Это факт?

– Больше десяти тысяч фунтов?! – чуть не подскочил Гу Яньшань. Действительно, эта сумма была для него неожиданной, он не занимался такими дотошными подсчетами.

– Немало, правда? – иронически усмехнулась Ли Госян почти одними глазами. Она явно наслаждалась: всего раз уколола, а он уже подпрыгнул, с ним нетрудно будет сладить.

– Но ведь это рисовые отходы, а не настоящий «рис из государственного амбара», как говорится в приказе! – громко заспорил Гу Яньшань, уже не в силах сдерживать свою ярость.

– Отходы или рис – какая разница? Разве ты как заведующий зернохранилищем имеешь право взять из амбара десять тысяч фунтов? Ты что, сажал их, сеял? Откуда ты мог их взять, как не из государственного амбара? Ты докладывал об этом в уездный отдел продовольствия? Кто тебе дал такие полномочия? – Ли Госян по-прежнему сидела не двигаясь, но говорила, как скорострельная пушка.

– Отходы – это отходы, а рис – это рис. Я продавал ей отходы по установленной цене, как и другим лицам и организациям. На все есть счета, можете проверить. Я никакой выгоды не получал!

– Ах, все так чисто? В то, что ты не получал денежной выгоды, мы можем поверить, но ты получал холостяцкую выгоду… – не моргнув глазом, парировала Ли Госян. Она по-прежнему испытывала злорадство – точно охотник, который видит, как в его сети попадает глупый горный козел. – Неужели такие вещи тебе должна объяснять рабочая группа?

– Что это за холостяцкая выгода?

– А то, что эта лоточница – первая красавица на селе и очень соблазнительна!

– Как вы, женщина, можете говорить такое!

– Не притворяйся! На свете нет котов, которые бы не любили лакомиться рыбкой. Тебе еще не поздно признаться. Когда началась ваша связь? У нее по этой части наследственный опыт, еще мать ее была проституткой!

– У меня с ней связь?! – всплеснул руками Гу Яньшань и даже отступил на два шага. Глаза его чуть не вылезли из орбит.

– А что? – не без кокетства переспросила Ли Госян, склонив набок голову.

– У меня с ней связь? У меня? – повторил Гу Яньшань. Жилы на его лбу набухли и зашевелились, точно синие дождевые черви. Пятиться в изумлении он уже не мог – позади была стена. – Вот что, Ли Госян, зови сюда членов своей группы, я сниму перед вами штаны и покажу, способен ли я… Ой, будь я проклят, что я сказал…

– Да ты просто хулиган! – Руководительница группы хлопнула рукой по столу, как бы не в силах больше терпеть. Ее глаза округлились, брови встали торчком, все лицо излучало благородный гнев. – Как ты смеешь здесь хулиганить, старый негодяй? Если тебе не терпится снять штаны, я созову общее собрание села и можешь сделать это перед массами! А хулиганство перед женщиной, да еще руководительницей группы, тебе дорого обойдется!

– Я… я случайно это сказал, вы меня просто вынудили, у меня не было другого выхода… Будем считать, что я не говорил этих слов! – залепетал Гу Яньшань, закрыв руками лицо. Он был наивным человеком, без всякого опыта в интригах, и, когда его хватали за больное место, сразу сникал. – Другие ошибки я совершал, но эту никак не мог, у меня… мужская болезнь…

– Это не имеет особого значения! – быстро возразила Ли Госян, хотя была немало изумлена тем, что мужчина признался ей в самой сокровенной слабости. Изумлена и в то же время обрадована, потому что ей было приятно чувствовать себя сильной, духовно унизить этого бородача, который в свое время отверг ее. – Садись, почтенный Гу, давай оба сядем, не надо так переживать! Я с самого начала не имела к тебе никакого зла. Если ты совершил ошибку, зачем же еще дерзить? Наша рабочая группа проводит политическую линию и не столько наказывает кадровых работников, сколько лечит их, спасает. Непримиримы мы только к тем упрямцам, которые мешают нашему движению!

Как бы показывая пример, Ли Госян первая подошла к столу и села. Гу Яньшань тоже сел, но чувствовал во всем теле невыразимую слабость, а в голове – печаль, тоску и холод. В дверь заглянули охранники. Ли Госян жестом велела им удалиться и продолжала: