Гу Хуа - В долине лотосов

– Собаки! Цепные псы! Откройте, откройте дверь! Я поучу вас стрелять и целиться… Какого черта вы меня здесь заперли? Разве это тюрьма? Если хотите сажать по-настоящему, так везите в уезд, а в этом чулане я сидеть не намерен!

Никто не откликнулся. Следовало благодарить уже за то, что на него не надели кандалы. Да, борьба была безжалостной, в ней не оставалось места для каких-то там человечности, гуманности и прочих буржуазных штучек. В конце концов Гу Яньшань устал, охрип, в горле как будто полыхал огонь. Он напился – к счастью, вода была рядом, – и его веки словно налились свинцом. Прислонившись спиной к двери, он бессильно сполз на пол и тут же заснул. Ночью проснулся от холода, кругом темно, даже своих пальцев не видать. Он нащупал кровать, завернулся в тюфяк и стал бродить по чулану, точно пленный генерал.

Теперь в голове у его прояснилось, он начал хладнокровно обдумывать все, что случилось днем. И первым делом почувствовал стыд, смешанный с раскаянием: старый боец, коммунист подвергся небольшому унижению и сразу барабанит по дверям, по стенам и орет на всю улицу, будто крикливая баба! Ну что за позор! Ведь ты, Гу Яньшань, уже двадцать лет как в революции и партии, а не можешь выдержать такого пустякового испытания? Ты думаешь, что в мирное время всегда светит солнце, дует нежный ветерок и не бывает черных туч, дождей и бурь? Когда тебя демобилизовали, ты был всего лишь командиром взвода, да и на гражданке занимал должность не больше кунжутного зернышка… И тут у него появилась мысль, которую до этого он тщательно скрывал, которая могла довести его до большой беды. Уж не оттого ли он страдает, что вышел из северо-восточной полевой армии маршала Пэн Дэхуая – заместителя начальника генерального штаба, которого в старых пьесах назвали бы самым лучшим генералом Поднебесной, гордостью страны? В пятьдесят девятом году Пэн Дэхуай снова сразился за народ – выступил против доморощенной плавки чугуна и стали, против коммун с их общественными столовыми, был смещен с должности, лишен звания маршала и объявлен правым оппортунистом. Все в стране знали, что он ни в чем не виноват, пострадал напрасно, что бороться с ним – значит идти против совести, против воли народа. Потом нагрянул трехлетний голод, и никто действительно не стал плавить в домашних печах чугун и сталь, перестали похваляться пустяками, объявляя их искусственными спутниками, и обедать в общественных столовых, хотя и не признали, что приняли его идеи. А что означает нынешнее движение? Едва голодные годы прошли и народ вздохнул, начал налаживать жизнь и производство, как нашлись умники, которые стали искать виновных в ослаблении политики, в «реабилитации правых»! Ведь это все равно, что, «пройдя реку, ломать мост», своих не узнавать…

А что ты, Гу Яньшань, по сравнению с маршалом Пэн Дэхуаем? Крохотный заведующий сельским зернохранилищем, обыкновенный «солдат с севера», да к тому же всего лишь отстраненный от должности и отданный под следствие. Тебя даже в настоящую тюрьму не посадили, ни кандалов, ни наручников не надели… Впрочем, сидеть в собственном доме как в тюрьме – это уже совсем смешно. Неужели на свете и такое бывает? Гу Яньшань и сам чувствовал, что его мысли заходят чересчур далеко, приобретают чересчур опасный характер. Хорошо еще, что они остаются в голове, не вырастают в нечто реальное, а то его мигом ухватили бы за хвост и действительно упрятали в тюрьму.

И все-таки запретные мысли возвращались к нему, настроение то улучшалось, то ухудшалось. Он никак не мог понять причины той напасти, которая свалилась на него. Маршал Пэн Дэхуай не жалел своей жизни ради народа, дрался за справедливость, участвовал в крупной политической борьбе. А он, Гу Яньшань, разве когда-нибудь стремился к власти, хотя бы помышлял о ней? Да и по плечу ли ему это? Конечно, нет. Он всего лишь честный человек, который всегда старался делать то, к чему его звала партия. Человек уже немолодой, добрый, простой и ничем не приметный. Что же случилось? Неужели революционная борьба распространилась и внутрь, когда свой начинает бить своего, когда уничтожают собственных бойцов? Борьба «не на жизнь, а на смерть»? Как это все бесчеловечно и страшно! И неужели он сам действительно чем-то провинился перед революцией? «Преступно распродавал рис из государственного амбара»! Наверное, имеется в виду то, что он за последние два года снабжал рисовыми отходами сестрицу Лотос, чтобы поддержать ее торговлишку… Знать, здорово он очумел, если только сейчас понял давно известное всему селу!