Гу Хуа - В долине лотосов

Вообще-то Пятерня хотела успокоить мужа, но, когда начала говорить, вновь невольно прониклась жалостью к самой себе и сбилась на плач. Потом с силой ущипнула его:

– Твою совесть собаки съели! Я тоже погорячилась, стала ругаться, но ты-то меня совсем не жалеешь… У-у-у… Совсем не жалеешь, а я все-таки жалею тебя, бессовестного! Одно дело ругать, а другое – бить. Ведь ты сам знаешь, что женское лицо – не тряпка какая-нибудь, а бьешь! У-у-у… Если ты свою уродливую жену не любишь, так хоть дочек постыдился бы! У-у-у…

Ли Маньгэн смягчился и, смахнув с лица слезы, обнял Пятерню. Да, она в самом деле его жена, мать его детей и хозяйка его дома – единственного дома! Восемь лет он прожил с ней, и эти годы были не только горькими, но и счастливыми, когда они, как радостные сороки, дружно тащили в дом каждую палочку, каждую веточку… Жена тоже смягчилась от его объятия. Повернувшись к нему, она вдруг встала перед ним на колени и положила его руки себе на грудь:

– Маньгэн, послушай меня… Ты ведь партийный секретарь, в политике разбираешься и понимаешь, что означает это движение… «Не на жизнь, а на смерть», как сказала председательша. А мы не можем умирать, мы должны жить… Все равно огонь в бумагу не завернешь!… Эти деньги нельзя оставлять у себя… Помнишь, во время земельной реформы некоторые люди прятали ценности для помещиков и богатеев, так этих людей избивали до полусмерти, да еще надевали на них шапки «прихвостней»… Сдай эти проклятые деньги, сдай их рабочей группе! Если не сдашь, люди обязательно дознаются… Мы вовсе не губим твою сестрицу, она сама себя должна винить. В новом обществе и беднеть и богатеть полагается сообща, а она хотела разбогатеть частным путем, в одиночку хорошей жизни искала…

Ли Маньгэн еще крепче обнял жену и чуть снова не заплакал. Казалось, он прощался с прежним Ли Маньгэном, потому что тому было не под силу выдержать борьбу «не на жизнь, а на смерть».

Из орготдела укома и уездного отдела продовольствия пришел приказ: заведующего зернохранилищем в Лотосах Гу Яньшаня, утратившего классовую позицию и преступно распродававшего рис из государственного амбара, немедленно отстранить от работы и отдать под следствие. Этот приказ был обнародован рабочей группой укома на общем собрании работников зернохранилища и прозвучал точно гром среди ясного неба, Гу Яньшань на собрании не присутствовал, но его тут же схватили, заперли на верхнем этаже собственного дома и лишили свободы передвижения. Днем и ночью его охраняли двое активистов, присланных рабочей группой: говорили, для того, чтобы он в страхе не покончил с собой. Вначале он просто не поверил собственным ушам и глазам, не мог представить, что такое бывает, думал, что все это

какой-то глупый, невообразимый сон. Чепуха, чепуха какая-то! Словно в театре или в кино, где режиссер никогда не был ни на фронте, ни в деревне и ставит сплошную ерунду. Гу Яньшань однажды видел военный фильм, в котором командир перед вражескими позициями размахивал руками и громко кричал: «Вперед, товарищи, за родину и народ, за миллионы наших страдающих собратьев по классу во всем мире!» О небо, да разве на поле боя есть время для подобных речей? Такой командир был бы живой мишенью для врага, все это лживо, смешно и глупо! Но сейчас Гу Яньшаня действительно отстранили от работы и отдали под следствие, ничего лживого или фантастического здесь, к сожалению, не было. И этот добрый, спокойный человек, которого в Лотосах почтительно называли «солдатом с севера», опомнившись от неожиданного удара, начал в ярости бить по двери, по стенам и кричать во все горло:

– Что это за рабочая группа такая?! Сплошное издевательство! Сами сфабриковали материал и обманывают уком! Ну, погоди, Ли Госян, я до тебя доберусь, ты у меня еще попляшешь! В лицо называла меня старым товарищем, старым революционером, а чуть отвернулся – ударила в спину… Я знаю эту тактику, мы сами применяли ее, когда сражались с японцами, с чанкайшистами, а вы применяете ее против своих же товарищей! Вы еще в штаны ходили, когда мы вели подземную войну, гибли от пуль… Кровь тогда лилась рекой, трупы громоздились горами, но мы все-таки освободили родину, а вы сейчас устраиваете никому не нужную борьбу, не даете людям жить спокойно!

Гу Яньшань дергал дверь, пинал ее, но тщетно – снаружи был повешен замок. Охранники, вооруженные старыми винтовками, не обращали на него внимания, а только болтали да покуривали. Не исключена возможность, что Гу Яньшань и его боевые друзья отбили эти винтовки еще у японцев, а сейчас с их помощью охраняли самого Гу Яньшаня.