Сергей Каледин: Тахана мерказит [Главный автовокзал]

– В пустыню загнать хочешь?..

– Да, на озере у него дом! На Тивериадском озере. Где Иисус ходил. На яхте покатаешься. У Наума яхта с мотором.

– С мотором?..

– Ага. Да и мужик он хороший. Только старый очень и больной.

– Чем?

– Чем-чем. Тем самым. Только у стариков это все дольше тянется. Ладно, думай, а я разомнусь немножко.

Ирина Васильевна пошла по участку. Петр Иванович залюбовался ею. Тоже ведь под шестьдесят, а выступает – пава. Взгляд его сполз вн по ее статной фигуре и вдруг запнулся: за ажурным высоким башмачком что-то волочилось, как портянка худого солдатского сапога. Пригляделся: бинт эластичный.

– Ирина Васильевна, – окликнул он, не зная, как подступиться, – на левой ноге у тебя, не споткнись… – И подхваьил ведро – воды набрать якобы.

Ирина Васильевна поставила ногу на бревно, задрала брючину.

– Вот так, Петенька. Звезда, знаменитость. А ты постой тридцать лет у рояля. Булавки маленькой нет?

Петр Иванович нашел булавку и, присев на корточки, сам заколол бинт. И даже захотелось ему погладить больную ногу. Но не погладил.

Ирина Васильевна спустила брючину.

– Ну, поедешь?

Петр Иванович улыбнулся.

– А споешь мне?

– Что, сейчас?

– Непосредственно. А то ведь я здесь так тобой и не похвастался. Скажут, врет Васин с похмела…

Гори-и, гори-и… моя звезда!.

Председатель садового товарищества прервал подкормку смородины элитного сорта «Минай Хмырев» и замер с вонючим черпаком в руках.

– Это у кого ж радио в такую силу?! – крикнул он через забор сторожу.

– Васин развлекается, электру жгет. А ведь киловатт – сто двадцать целковых с августа… День рождения у него, вот и куролесит. 3везда-а любви… Звезда заветная-а!..

Председатель, заслушавшись, рассеянно пролил пенный раствор себе на ноги.

– Знаешь, кто поет?

– Мерцалова, – слегка обиделся сторож. – Ирина Мерцалова. У меня с ней пластинки есть…

– Погоди, дай послушать, Умру ли я, ты над могилою Гори-сияй, моя звезда-а!..

– В Большом театре выступает, – сказал сторож, – Мы с супругой еще на балет с ней ходили.

– На оперу, – поправил председатель задумчиво.

Накидано, насоломлено, На меня, на атаманку, наговорено.

Что хотите, говорите – будет все по-моему, А твои штаны в полоску оболью помоями!..

– То есть?.. – пробормотал ошалевший председатель. – В смысле? Это не радио…

Возле участка Васина стоял белоснежный «Мерседес». За забором на ошкуренных бревнах восседала не очень молодая красавица. Она пела, простирая роскошные руки к Петру Ивановичу. Тот стоял перед ней со стаканом желтого питья. Ах тын-перетын, Перетыннина, Любовь, как огонь, Перекинется!

Красавица закончила свою партию. Петр Иванович плесканул граненой бутылки в ее стакан, они чокнулись, выпили и поцеловались. И только тогда она небрежно заметила:

– Петя, к тебе гости.

Петр Иванович обернулся.

– Заходи, мужики. Сватья моя – Ирина Васильевна Мерцалова.

…И зря он сомневался насчет экипировки. Встречающие – в основном, мужики – все были в черных костюмах, в шляпах. Только у евреев шляпы черные, а у Петра Ивановича – беж. И рубашки у них почему-то без галстуков. Зато волосня какая-то по бокам. Может, это пейсы и есть? Скорей всего. А у некоторых еще – под пиджаков бахрома белая вылазит… Так. А кто ж меня встречает?.. Должны с плакатом…

– Васина кто встречает?! – гаркнул он.

Из толпы выпростался запыхавшийся лысый бородатый мужик лет сорока пяти в толстых очках. На груди у него висела табличка: «Встречаю Васина Петра Ивановича». Петр Иванович никогда еще не видел свою фамилию, написанную такими большими буквами.

– С приездом, Петр Иванович! – Лысый без разговоров перехватил у него чемодан с электричеством и, к немалому удивлению Петра Ивановича, не помер тут же на месте. Похилился малость, но попер без особой натуги.

– Может, тележку взять? – предложил Петр Иванович.

– У меня машина рядом, метров триста.

«Дает еврей!» – улыбнулся Петр Иванович, и настроение у него пошло на поправку. Он кивнул на окружающую среду:

– Тель-Авив?

– Он самый. Не люблю, Жлобский город. На Бескудниково похоже. Иерусалим увидите, это да!

В зарубежной машине, иномарке, сидела баба, помоложе лысого, но тоже в очках, правда, не таких толстых. Малость вислоносая.

– Алка, жена моя, – сказал лысый и только сунул гостю вялую руку. – Миша. По-здешнему, Моше. Так ведь и она по-тутошнему не Алка…

– А чего, Алла – очень красивое имя, – сказал Петр Иванович, загружая чемоданы в багажник. – Вот Пугачева Алла Борисовна…