Сергей Каледин: Тахана мерказит [Главный автовокзал]

Петр Иванович, покуривая, облокотился о заграждение – обозревал субботний иерусалимский Пашка притащил на крышу матрац, пепельницу и зачем-то еврейскую газету. Он стоял рядом с гостем, готовый комментировать происходящее вну и вокруг.

– Дай я покурю твоей сигареты, – робко попросил он, поглядывая на дверь.

Петр Иванович удивился, но оторвал у беломорины обмусоленный конец, сунул папиросу Пашке.

– А мать узнает?..

Пашка задымил отчаянно и башкой замотал: не узнает.

– Васин, а что ты ешь, чтобы от тебя не пахло с водкой? – поинтересовался он, выпуская дым колечками.

Петр Иванович пожал плечами.

– Ничего такого не ем. Закусываю активно и все. Лучше суповину, похлебочку… Хватит тебе курить, дурака валять! – Он перегнулся через парапет. – Рассказывай, чего тут? Куда это они? В церкву, грехи замаливать? Пускай, дело Хорошее.

Вну евреи, все в черном, все как один в очках, шли в синагогу. Вернее, – как объяснил Пашка – в пять синагог, помещавшихся в одном длинном, похожем на барак строении с разными входами.

– А рядом что? – Петр Иванович отобранным у Пашки окурком показал на непонятное сооружение, напоминавшее перевернутый горшок.

– Миква. Бассейн для женщин, когда водой так делают.

– Баня, что ли?

– Только без мыла. Баня для религии.

Петр Иванович вспомнил правила гигиены на Кавказе, где он служил пять лет, и, чтобы не конфузить дальше парня, остановил расспрос.

– Ясно. Почему все в очках? По религии?

– От книг зрение уменьшается.

– Отец и мать у тебя почему в очках обоя?

– Они ученые были в Москве, кандидаты наук.

– А здесь, выходит, не заладилось? – посочувствовал Петр Иванович.

– У папы с работой проблемы, – Пашка кивнул чуть виновато: – нагрузка маленькая и кончается грант в университете… А мама имеет работу в больнице, но – аналы: кровь, моча…

– Кал, – продолжил; перечень Петр Иванович. – Выходит, глаза-то они себе еще в Москве посадили? Ясно. Ну, они-то хоть ученые, а эти? – он потыкал вн мощным прокуренным пальцем. – Чего эти вот под мышкой с собою целую библиотеку тащат? Дома почитать не могут?

– Им везде положено читать, – сказал Пашка, явно думая о другом. Чего-то он хотел, но стеснялся сказать. Потом все-таки решился: – Ты кушать не хочешь, я могу нести сюда? Скажи, Васин.

Петр Иванович рассмеялся.

– Ну и проглот ты, Пашка. Поясни мне еще чуток, и покушаем. Почему кто в шляпах, кто в тюбетейках. А вон и вовсе в малахае меховом пилит?

– Все хасиды, но все по-разному.

– А вон с мальцом в халате стеганом, этот кто?

– Опять хасид.

Петр Иванович агрессивно закряхтел и стряхнул пепел не в пепельницу, стоявшую на ограждении, а вн, где возле подъезда сидели с детьми бабы в одинаковых прическах.

– Это знаешь, как называется?! Это сектанты называется! Непосредственно. У нас их на кол сажали и в бах жгли, чтоб не баловали!

Пашка, не желая включаться в компрометирующий его страну разговор, сделал вид, что углубился в газету. А может и правда, читал.

– Чего там? – буркнул Петр Иванович, недовольный что на старости лет сцепился с мальчишкой.

– Голаны арабам отдают, – повторил Пашка фразу, сказанную вчера отцом.

– Ну и что? На всех земли хватит, ладно уж вам чурок пригнетать. Я вон когда в армии служил, в дивии Дзержинского, у нас поперву-то тоже над чурками мудровали. Мне не понравилось. Пару раз в клюв кое-кому дал и прекратил безобразия. У меня с левой хорошо идет.

Пашка тяжело, как взрослый умудренный жнью человек, вздохнул и сложил газету.

– Васин, ты этого не поймешь, Они стрелять начнут. Или взрывы делать. Как раньше.

– Ну уж так уж?

– Васин… Когда первые поселенцы землю, как это по-русски, – делали?

– Обрабатывали, – подсказал Петр Иванович.

– …обрабатывали, арабы стреляли по ним. Пришлось ездить в тракторах с броней. Землю делать. А когда делали землю руками, томаты и прочее так дальше – рядом был автомат. У мужчин, у женщин, у детей даже. И старые тоже имели вооружение. Так было.

– Не врешь? – Петр Иванович почему-то безоговорочно верил этому жирному балбесу. – Ну, так нельзя. Та люди не делают. Война войной. А крестьян на поле зачем! Тут арабы не правы. За это надо наказывать.

Петр Иванович совсем не собирался вступаться за евреев, но за них вступалась деревенская его душа.

– Ладно! – оборвал он неприятную тему. – Скажи лучше, почему вот у баб лица, в основном, приятные, одеты чисто, даже, можно сказать, модно, а прически одинаковые? Опять религия?